Мордонт и Бренда были счастливы настолько, насколько позволяет наше земное существование. Они любили и глубоко уважали друг друга, жили в полном довольстве, не забывали обязанностей по отношению к ближним, а так как совесть у них была чиста, а на сердце легко, смеялись, пели и танцевали, не обращая внимания на шумный свет и не вмешиваясь в его дела.
Но Минна, Минна, у которой была такая возвышенная душа, такое пылкое воображение, Минна, столь богато одаренная чувством и энтузиазмом, она, которой суждено было видеть на заре своих дней, как погасли эти чувства и этот энтузиазм только потому, что с неопытностью романтической натуры и полным незнанием жизни она возвела здание своего счастья на зыбучем песке вместо камня, — была ли она, могла ли она быть счастлива? Да, читатель, она была счастлива, ибо, сколько бы ни разубеждали нас скептики и насмешники, каждый выполненный долг приносит душевный мир и нравственное удовлетворение, и притом в той точно мере, в какой трудны были преодоленные нами препятствия. Отдых, который испытывает тело — ничто рядом с тем отдохновением, каким наслаждается в подобных случаях душа. Однако смирение Минны и непрестанное внимание ее к отцу, к сестре, к бедной, страдающей Норне и ко всем тем, кто мог рассчитывать на ее участие, далеко не было единственным или главным ее утешением. Как и Норна, но движимая более здравым рассудком, она отказалась от восторженных мечтаний, увлекших ее на ложный путь, и заменила их более истинным и благочестивым отношением к миру, лежащему по ту сторону нашего понимания, чем то, какому учат саги языческих бардов или фантазии позднейших стихотворцев. Это и дало ей силы после многих сообщений о славных и почетных деяниях Кливленда перенести без ропота и даже с каким-то чувством успокоения, смешанным с болью, весть о том, что он пал со славой в честном бою, возглавляя отряд храбрецов, которые доблестно завершили дело, на которое он их вел. Банс, его несколько сумасбродный последователь на добром пути, так же как прежде на преступном, прислал Минне отчет об этом печальном событии в таких выражениях, которые показывали, что, хотя у него в голове кое-чего не хватало, однако сердце его не совсем еще испортила та беззаконная жизнь, которую он вел, или что по крайней мере оно изменилось к лучшему с тех пор, как он ее бросил; то, что сам он отличился в том же деле и получил повышение, казалось ему не имеющим никакого значения рядом с потерей, которую он понес в лице своего бывшего начальника и друга. Минна прочла это послание и, хотя из очей ее, поднятых к небу, струились слезы, возблагодарила Всевышнего, что смерть настигла Кливленда на поле брани; мало того — она имела даже мужество порадоваться, что он был отозван из этого мира, прежде чем искушения смогли побороть столь недавно утвердившуюся в нем добродетель. И так велика была сила этого чувства, что жизнь Минны, когда прошла первая острота боли, казалась не только спокойной, но даже более радостной, чем раньше. Мысли ее, однако, витали далеко от нашего мира, и она возвращалась к нему, подобно ангелу-хранителю, лишь тогда, когда нужна была своим родным, которых любила, или бедным, которых поддерживала и утешала. Так протекла ее жизнь, украшенная любовью и уважением всех, кто был близок к ней, и когда пришел час друзьям оплакивать ее кончину — а почила она в преклонных годах, — утешением для них могло послужить сознание, что земная оболочка, которую она покинула, была единственным, что ставило ее, по словам Писания, «немногим ниже ангелов».
«Пират» вышел из печати в самом конце 1821 года. Со времен «Робинзона Крузо» не было произведения, посвященного морским приключениям, которое бы вызвало такое же большое внимание. Парадоксальность успеха этого романа, считающегося «морским» («Пират» стоит у истоков всей последующей «морской» литературы), заключается в том, что по сюжету почти все его действие развертывается на суше.
Такой подход к материалу, когда один из главных героев, моряк, описывается в сухопутных обстоятельствах, обнаруживает исключительный писательский профессионализм Вальтера Скотта: писатель погрузился в морскую стихию ровно настолько, насколько ему позволял его собственный жизненный опыт, а в море автор «Пирата» бывал чрезвычайно редко и только в качестве пассажира.
Как рассказывал Вальтер Скотт, летом 1814 года ему предложили совершить инспекционную морскую поездку на Шетлендские и Оркнейские острова — самые северные владения Шотландии с целью осмотра маяков. Сопровождал Скотта в этом плавании строитель маяков, инженер Роберт Стивенсон, дед другого знаменитого английского писателя-шотландца Роберта Луиса Стивенсона. Было это вскоре после того, как прошумел на весь читающий мир успех первого романа Вальтера Скотта «Уэверли». Однако трудно сказать, насколько команда и пассажиры яхты, на которой был Вальтер Скотт, сознавали, что среди них находится новая литературная знаменитость. Формально Вальтер Скотт оставался Великим Неизвестным не только в то время, но и позднее: все первые издания его романов были анонимными. До конца 1820-х годов положение оставалось двойственным: в печати шли обсуждения, кто же такой Великий Неизвестный, а между тем двери дома Вальтера Скотта в Аббатсфорде не закрывались от наплыва многочисленных посетителей.
Желая избавиться от гостей, чтобы выполнить свои обязательства перед издателем, Вальтер Скотт на время летом 1821 года переехал из своего имения на соседнюю небольшую ферму, где жили его дочь с зятем, Джоном Локхартом, будущим биографом знаменитого писателя. Там у них, как повествует Локхарт, Вальтер Скотт и работал над «Пиратом», давая им время от времени прочесть новые главы. Еще одним из первых читателей романа являлся Вильям Эрскин, литературный критик и юрист, друг писателя, его мнение было важно Вальтеру Скотту вдвойне — и с литературной стороны, и с юридической, поскольку Эрскин являлся шерифом тех дальних островов.
Шетлендские острова — это архипелаг, включающий более ста островов, из которых многие остаются необитаемыми. Оркнейские острова — архипелаг из семидесяти островов, из которых только двадцать обитаемы. Суровый, ветреный край. Нет точки на этих землях, которая бы находилась от моря на расстоянии больше трех миль. Берега изрезаны бухтами, фьордами. Подход к островам и проход между ними труден и опасен, особенно в штормовую погоду.
Коренным населением тех отдаленных мест являлось исчезнувшее племя пиктов, которых частью уничтожили, частью ассимилировали сначала норвежцы, а затем — шотландцы. Шотландии эти острова достались в качестве приданого, которое в XV веке было дано за датской принцессой, вышедшей замуж за шотландского короля. Острова служили залогом, а приданое предполагалось получить деньгами, но поскольку денег шотландцы так и не увидели, они стали считать эти острова своими и заселяли их.
