— За бузу? — серьезно спросил Воробей.
Новичок помолчал. Усмехнулся. Потом загадочно ответил:
— За все… И за бузу тоже.
Постепенно разговорились. Новичок рассказал о себе, о том, что жил он в малолетство круглым сиротой, что где-то у него есть дядя, но где — он и сам не знает, что мать умерла после смерти отца, а отца убили в четырнадцатом году на фронте. За разговором время бежит быстро, только оклик Викниксора вернул ребят к действительности.
Солнце уже опускалось за водной гладью Финского залива, когда Викниксор отдал приказ сниматься с якоря. Обратно шли с моряками.
Когда переправились через канал и вышли на территорию порта, немцы поблагодарили ребят за дружескую беседу и, попросив минутку подождать, скрылись на корабле. Через минуту они вернулись с пакетом и, что-то сказав, передали его Эланлюм.
Немка засияла.
— Дети, немецкие матросы угощают вас печеньем и просят не забывать их. У них у обоих есть дети вашего возраста.
Шкида радостно загоготала и, махая шапками на прощание, двинулась к воротам.
Только один Горбушка остался недоволен тем, что немцы, по его мнению, очень мало дали.
Он всю дорогу тихо бубнил, доказывая своему соседу по паре, Косарю, что немцы пожадничали.
— Тоже, дали! Чтоб им на том свете черти водички столько дали. Это же не подарок, а одна пакость!
— Почему же? — робко допытывался Косарь.
— Да потому, что если разделить это печенье, то по одной штуке достанется только, — мрачно изрек Горбушка, а потом, после некоторого раздумья, добавил: — Разве, может, еще одна лишняя будет, для меня.
— Ну ладно, не скули! — крикнули на Горбушку старшие.
А Цыган, не удовольствовавшись словами, еще прихлопнул ладонью Горбушку по затылку и тем заставил его наконец смириться.
Горбушка получил прозвище благодаря необычной форме своей головы. Черепная коробка его была сдавлена и шла острым хребтом вверх, действительно напоминая хлебную горбушку.
Несмотря на то, что Горбушка был новичок, он уже прославился как вечный брюзга и ворчун, поэтому на его скульбу обычно никто не обращал внимания, а если долгое ворчанье надоедало ребятам, то они поступали так, как поступил Цыган.
Теплое чувство к морякам сохранилось у шкидцев, и особенно у Янкеля, у которого, кроме приятных воспоминаний, оставалась еще от этой встречи заграничная сигарета с узеньким золотым ободком.
После этой прогулки ребята прониклись уважением к новичку.
Случай с немцами выдвинул Еонина сразу, и то обстоятельство, что старшие шли с ним рядом, показало, что новичок попадает в «верхушку» Шкиды.
* * *Так и случилось. Еонина перевели в четвертое, старшее отделение. Умный, развитой и в то же время большой бузила, он пришелся по вкусу старшеклассникам. Скоро у него появилась и кличка — Японец, — и получил он ее за свою «субтильную», по выражению Мамочки, фигуру, за легкую раскосость и вообще за порядочное сходство с сынами страны Восходящего Солнца.
Еще больше прославился Японец, когда оказался творцом шкидского гимна.
Произошло это так.
Однажды вечером воспитатели сгоняли воспитанников в спальни, и классы уже опустели. Только в четвертом отделении сидели за своими партами Янкель и Япончик.
Янкель рисовал, а Японец делал выписки из какой-то немецкой книги.
Вдруг в класс вошел Викниксор. По-видимому, он был в хорошем настроении, так как все время мурлыкал под нос какой-то боевой мотив.
Он походил по классу, осмотрел стены и согнувшиеся фигуры воспитанников и вдруг, остановившись перед партой, произнес:
— А знаете, ребята, нам следовало бы обзавестись своим школьным гимном.
Янкель и Японец удивленно вскинули на заведующего глаза и деликатно промолчали, а тот продолжал:
— Ведь наша школа — это своего рода республика. Свой герб у нас уже есть, должен быть и свой гимн. Как вы думаете?
— Ясно, — неопределенно промямлил Янкель, переглядываясь с Японцем.
— Ну, так в чем же дело? — оживился Викниксор. — Давайте сейчас сядем втроем и сочиним гимн! У меня даже идея есть. Мотив возьмем студенческой песни «Гау-деамус». Будет очень хорошо.
— Давайте, — без особой охоты согласились будущие творцы гимна.
Викниксор, весь захваченный новой идеей, сел и объяснил размер, два раза пропев «Гаудеамус».
Янкель достал лист, и приступили к сочинению.
Позабыв достоинство и недоступность зава, Викниксор вместе с ребятами старательно подбирал строчки и рифмы.
Уже два раза в дверь заглядывал дежурный воспитатель и, подивившись необычайной картине, не посмел тревожить воспитанников и вести их спать, так как оба они находились сейчас под покровительством Викниксора.
Наконец, часа через полтора, после усиленного обдумывания и долгих творческих споров, гимн был готов.
Тройка творцов направилась в Белый зал, где Викниксор, сев за рояль, взял первые аккорды.
Оба шкидца, положив лист на пюпитр, приготовились петь.
Наконец грянул аккомпанемент и два голоса воспитанников, смешавшись с низким басом завшколой, единодушно исполнили новый гимн республики Шкид:
Мы из разных школ пришли,
Чтобы здесь учиться.
Братья, дружною семьей
Будем же трудиться.
Бросим прежнее житье,
Позабудем, что прошло.
Смело к но-о-о-вой жизни!
Смело к но-о-о-вой жи-и-з-ни!
Время для пения было не совсем подходящее. Наверху, в спальнях, уже засыпали ребята, а здесь, внизу, в полумраке огромного зала, три глотки немилосердно рвали голосовые связки, словно стараясь перекричать друг друга:
Школа Достоевского,
Будь нам мать родная,
Научи, как надо жить
Для родного края.
Ревел бас Викниксора, сливаясь с мощными аккордами беккеровского рояля, а два тоненьких и слабых голоска, фальшивя, подхватывали:
Путь наш длинен и суров,
Много предстоит трудов,
Чтобы вы-и-й-ти в лю-у-ди,
Чтобы вы-и-й-ти в лю-у-ди.
Когда пение кончилось, Викниксор встал и, отдышавшись, сказал:
— Молодцы! Завтра же надо будет спеть наш гимн всей школой.
Янкель и Японец, гордые похвалой, с поднятыми головами прошли мимо воспитателя и отправились в спальню.
На другой день вся Шкида зубрила новый гимн республики Шкид, а имена новых шкидских Руже де Лилей[[38]] — Янкеля и Японца — не сходили с уст возбужденных и восхищенных воспитанников.
