Это работали норманны. Они швыряли его, как пираты-висельники — игральную кость. Они пробовали его позвоночник о ребра массивного дубового стола; плечами его испытывали на ветхость массивные каменные стены…
К счастью, это продолжалось недолго. К ногам королевы Коронного Карлика швырнули в том состоянии, когда он еще способен был осознавать, где он, что с ним происходит и перед кем — хотя и на коленях — стоит, с кем разговаривает.
— Ты, славянская плесень, — накрутил его волосы себе на пальцы норманн, что задержался рядом с ним дольше остальных троих. — Сейчас ты будешь отвечать на каждый вопрос, который тебе зададут. — Продолжая накручивать волосы, он в то же время врезался кулаком в темя и вгонял голову Вуйцеховского в плечи с такой буйволиной силой, что в какую-то минуту варшавский гном ощутил, как у него захрустели шейные позвонки.
— Буду отвечать, буду! — взмолился он, поняв, что его уже не пугают, а медленно и верно загоняют в иной мир.
— Оставь его, — наконец пробился до сознания Коронного Карлика все тот же властный голос Марии де Гонзаги.
Норманн послушно ослабил кулак, с силой вырвал пальцы из пропитанных потом и кровью волос и прогромыхал сапогами, удаляясь на свое место за дверью.
«Надо бы прибрать этого варяга к рукам, — с душевным стоном в груди пережевывал остатки своих мыслей Коронный Карлик, оседая на пол и чувствуя, что вновь поставить его на ноги не сумеет даже этот осатаневший норманн. — Он мне еще может пригодиться. Никак, его специально обучали искусству допроса. Интересно, кто и с какой целью? Обычный воин не сделает всего этого столь изысканно. Выживу — обязательно займусь им. Однако сначала нужно, во что бы то ни стало, выжить».
— Итак, мы остановились на светлом образе трансильванского князя Стефана Ракоци, — напомнила ему королева, все еще предпочитавшая не открывать ни своего лица, ни титула. — Какие черты ты способен добавить к нему?
— К Стефану Ракоци — никаких. К ситуации в пределах Речи Посполитой — пожалуйста. Здесь столько дегтя, столько черт и чертей…
— Тебе известно что-либо такое, чего не знают король и его ближайшее окружение?
— Король многого не знает, поскольку все чаще отчуждается от земного, чтобы задумываться о вечном.
— Общие слова, — процедила венценосная француженка. — Что еще?
— Слишком смутные времена приближаются. Вот-вот запылает Украина. Крымский хан гуляет чуть ли не под стенами Люблина. Как только дойдет до престолонаследия, раздоры между шляхетскими родами усилятся.
— Все это мне тоже известно, — сурово жала на него Мария де Гонзага.
— Проще будет, если вы попытаетесь прояснить свой интерес к грядущим событиям, — попытался подсказать ей тайный советник. — Что именно вас интересует?
— Чем руководствуются сенаторы и те шляхтичи, которые готовы броситься в ноги Ракоци?
Коронный Карлик с трудом отжался левой рукой от пола, встал на колени и повертел головой, пытаясь окончательно прийти в себя.
«Здорово же они помяли меня, твари норманнские, — проскрипел он зубами. — Ничего, лишь бы выбраться отсюда…».
— Они считают, что настало время, когда Польше снова нужен король-полководец. А Ракоци достаточно повоевал для того, чтобы знать, как вести себя на поле боя во главе армии.
— Ян-Казимир тоже воевал.
— Обычным офицером.
«Он прав, — признала Мария де Гонзага. — Сейчас, как никогда, Польше нужен полководец».
— Если вспыхнет война с казаками, а тем более — с турками и крымской ордой, Речи Посполитой… — тайный советник с болью разогнул спину и с трудом, но все же поднялся на ноги. «Что ни говори, а стоя на своих двоих, чувствуешь себя увереннее». — …Так вот, Речи Посполитой тут же понадобятся воины, много воинов. И хотя бы один надежный союзник, который бы способен был заменить ослабевшую в многолетней войне, растерзанную Францию.
— Ничего, Франция не из тех стран, которую можно заставить склонить перед кем-то голову, — процедила Мария-Людовика де Гонзага. — Она еще воспрянет во всей своей имперской мощи.
— Когда-то в будущем, несомненно, воспрянет, — согласился Коронный Карлик. — Но… всякому сенатору понятно, что в будущем. А тем временем уже сегодня многие аристократы задаются вопросом: кто способен предстать перед поляками в роли надежного, воинственного союзника? Не когда-нибудь в будущем, а… завтра? Тут-то сенаторы и полководцы нашей страны неминуемо приходят к выводу: только князь Ракоци способен привести в Польшу хоть какое-то войско, то есть несколько полков своих трансильванцев, имеющих, кстати, горький опыт войны с турками. Только он способен подарить Польше хоть какого-то союзника — Трансильванию.
— С этим трудно не согласиться. Что еще? — нервно теребила платочек королева. Коронный Карлик понимал: ей важно знать абсолютно все доводы сторонников Ракоци. — О чем они говорят вне сейма? Не молчите, Вуйцеховский, не молчите, иначе за вас вновь примутся эти варяги.
Коронный Карлик выразительно передернул плечами, как бы говоря: «Если вы действительно хотите знать правду — пожалуйста. В данной ситуации мои откровения стоят недорого. Если только вы в самом деле хотите знать ее, эту правду…».
— Вам должно быть известно, ваша светлость, что многие сенаторы не желают больше видеть на престоле иезуита. Хватит с них Сигизмунда III. Однако же известно, что оба брата короля — иезуиты, кардиналы ордена святого Игнатия Лойолы.
— В то время как Ракоци скорее безбожник, нежели правоверный христианин, — парировала королева, начиная подозревать, что и сам Коронный Карлик является тайным сторонником трансильванского проходимца.
Что же касается засилья в Польше монахов-иезуитов, их всевозрастающей властности, то сейчас это ее интересовало менее всего. На кону были трон и корона королевы. Она исходила только из этого.
— Возможно, в каком-то смысле этот венгр действительно является безбожником, — вел свою линию в этом странном диалоге Вуйцеховский. — Зато ясно заявил, что готов каленым железом выжечь в католической Польше греческую схизму, не оставив православным не только ни одной церкви, но и ни одного камня на том месте, где эти церкви стояли.
— Он так сказал? — вздрогнув от удивления, всем телом подалась вперед королева. — Стефан в самом деле сказал именно так?
— Именно… И по словам, и по смыслу.
Мария-Людовика вновь откинулась на спинку своего троноподобного кресла и вцепилась тонкими нежными пальчиками в подлокотники. В эти мгновения она не просто осмысливала свой ответ, она решалась на него.
