— Долой сеньоров! Долой тиранов! — носилось в воздухе.
Начало не предвещало ничего хорошего. Через минуту притихшая было толпа, заметив управляющего, или, быть может, вспомнив о предмете своей ненависти, от которого ее отвлекло мое появление, заревела снова:
— Гаргуфа! Гаргуфа!
Я почувствовал, что бледнею от этого крика.
— Гаргуфа! Подавайте нам Гаргуфа! Мы покажем ему, как обижать наших дочерей!
Дым стало оттягивать в сторону. В задних рядах наступавших раздался выстрел, и я услышал, как разлетелось вдребезги стекло позади меня. Кто-то, стоявший ближе, запустил в меня головней: она упала на подоконник и трещала у моих ног. Я сбросил ее ударом вниз.
Это заставило толпу на время прекратить крик, и я воспользовался моментом.
— Эй, вы! — закричал я, стараясь покрыть своим голосом треск пламени. — Слушайте! Солдаты уже идут из Кагора. Уходите, пока они не явились сюда. Тогда я заступлюсь за вас. Если же вы останетесь здесь и вздумаете буйствовать, то вас повесят всех до единого!
Несколько голосов ответили мне насмешками, будучи уверенными, что солдаты с ними заодно. Некоторые утверждали, что дворянство уже уничтожено, а его имущества переданы им. С особенной настойчивостью кричал один пьяница:
— Долой Бастилию! Долой Бастилию!
Я замахал руками и закричал:
— Чего вы хотите?
— Правосудия! — кричали в одном месте.
— Мщения! — вопили в другом.
— Гаргуфа! Гаргуфа! — слышалось громче всего.
— Перестаньте, — вдруг закричал диким, хриплым голосом Маленький Жан. — Разве мы пришли сюда, чтобы орать зря? Сеньор, выдайте нам Гаргуфа, и мы вас отпустим! В противном случае мы подожжем дом!
— Каналья! — вскрикнул я. — У нас есть ружья…
— И у мышей есть зубы, однако они сгорают заживо.
И он с торжеством махнул своим топором в сторону, где горел флигель.
— Мы дадим вам минуту на размышление. Выдайте нам Гаргуфа, и мы расправимся с ним, как хотим. Остальные могут убираться.
— Это все?
— Все.
— А что же вы думаете сделать с Гаргуфом? — снова спросил я, весь дрожа.
— Мы сожжем его заживо, — с ругательствами закричал кузнец.
Меня бросило в холод. Помощи из Кагора нечего было и ждать раньше часа-другого. Из Со ее не могло и быть. Дверь не сдержит более натиска разбойников. Их было раз в тридцать больше, чем нас. Я не знал, на что решиться.
— Даем одну минуту! — кричал снизу кузнец. — Одну минуту! Гаргуфа, или погибнете все!
— Подождите!
Я отвернулся от этих бесноватых фигур, от кружащихся над огнем голубей, спрыгнул с подоконника и увидал другую сцену, не менее для меня ужасную. Комната, ранее едва освещенная двумя свечами, была озарена красноватыми отблесками пожарища. Женщины уже перестали плакать и в молчаливом ужасе сбились в кучу. Старик-лакей, закрыв лицо руками, робко посматривал между пальцами. Одна мадемуазель, бледная как смерть, стояла спокойно. Она, очевидно, слышала наши переговоры.
— Вы дали им ответ? — тихо спросила она, встретившись со мною глазами.
— Нет. Они дали нам минуту на размышление, и…
— Дайте им ответ, — промолвила она, содрогаясь. — Скажите, что этого никогда не будет. Никогда! Только скорее! Иначе они подумают, что мы колеблемся.
Я, по-прежнему, не знал, на что решиться. В конце концов, что такое жизнь какого-то подлеца в сравнении с ее жизнью!
— Мадемуазель, — заговорил я, стараясь не глядеть на нее, — может быть, вы не подумали хорошенько. Отказать им — ведь это значит обречь нас всех на гибель, и, в то же время, не спасти его самого!
— Я подумала! — ответила она с решительным жестом. — Он служил моему отцу, а теперь служит моему брату. Если он и погрешил в чем-нибудь, то ради них. Но до этого, может быть, и не дойдет, — продолжала она, стараясь заглянуть мне в глаза. — Они не посмеют…
— Где он? — хрипло перебил я.
Она указала в угол комнаты. Я не узнавал теперь Гаргуфа. Я оставил его в припадке отчаянной храбрости, готовым дорого продать свою жизнь. Теперь он лежал, скорчившись, в углу. Хотя я говорил о нем вполголоса, не называя имени, он слышал и понял все. Его помертвевшее лицо исказилось от страха. Он пытался что-то сказать, но губы шевелились, не издавая звука.
Такого рода испуг действует заразительно. Я подскочил к нему в бешенстве и схватил его за ворот.
— Вставай, каналья! — закричал я. — Вставай и защищай свою жизнь!
— Да, да, я буду защищать мадемуазель, — зашептал он, поднимаясь. — Я…
Слышно было, как стучали у него зубы, а глаза бесцельно блуждали по сторонам, словно у зайца, которого вот-вот нагонят собаки. Было ясно, что ждать от него нечего. Рев толпы показывал, что срок, данный мне на размышление, истек. Оттолкнув от себя Гаргуфа, я бросился к окну.
Однако, было уже поздно. Раздался такой сильный удар в дверь, что заколебалось пламя свечей. Женщины подняли вновь крик. В окно влетел большой камень, за ним другой, третий… Со звоном посыпались разбитые стекла. От дуновения холодного воздуха одна свеча потухла. Обезумев от страха, женщины с криком метались из одного угла в другой.
Все эти крики, завывание толпы, зловещий отблеск пожара, общая паника — все это сильно подействовало на меня, и я стоял, беспомощно озираясь и не зная, что предпринять.
Кто-то слегка дотронулся до моей руки. Повернувшись, я увидел перед собой Денизу, пристально всматривавшуюся снизу в мое лицо. Она была белее полотна.
— Спасите меня! — шептала она, прижимаясь ко мне. — Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы должны погибнуть?
— Мы должны выиграть время. Не все еще потеряно. Я попробую еще раз вступить с ними в переговоры, — отвечал я, чувствуя, как от ее прикосновения мужество возвращается ко мне.
Я вновь взобрался на подоконник. На первый взгляд снаружи все оставалось по-прежнему. Но, приглядевшись внимательно, не трудно было заметить, что бунтовщики уже не двигались беспорядочно, а густой массой столпились напротив входных дверей, очевидно в ожидании, когда они будут взломаны. Я испустил отчаянный крик, надеясь удержать их от этой попытки. Но в общем шуме меня не было даже слышно.
Пока я кричал, стараясь привлечь их внимание к себе, двери наконец рухнули, и толпа с торжествующим криком вломилась в замок.
Времени больше нельзя было терять. Одним прыжком я возвратился в комнату и остановился в недоумении: около меня никого не было. Снизу доносился топот ног по вестибюлю, через секунду толпа уже будет здесь! Куда же исчезли мадемуазель, Гаргуф, плакавшие женщины, которые только что были тут?
Внезапно что-то вроде стона раздалось справа от меня, из-за двери, ведущей во флигель.
Едва я успел, перешагнув порог, затворить ее за собой, как в зале появились первые бунтовщики. Я быстро запер дверь на ключ, который, к счастью, оказался в замке, и пустился бегом через ряд комнат, оказавшихся передо мной.
