Я спросил у Харута о причине этих предосторожностей.
— Потому что мы на границе Земли Кенда, — ответил он, — через четыре дня мы будем на месте.
— Зачем же предосторожности против своего народа? Они встретят вас…
— Копьями, Макумазан… Заметь, что кенда составляют два народа. Мы, белые кенда, имеем свою отдельную территорию. Но путь к нам лежит через землю черных кенда, которые всегда могут напасть на нас, особенно если увидят, что с нами чужестранцы. Черные кенда значительно превосходят нас числом, но они не нападают на нашу землю, ибо боятся проклятия Небесного Дитяти. Однако, если они встречают нас на своей земле, они убивают нас; точно также мы поступаем с ними, когда они приходят на нашу землю.
— Так что, между вами постоянная вражда?
— Вражда, которая окончится большой войной, где должны погибнуть черные или белые кенда. Или, быть может, оба народа погибнут вместе. Вот почему мы просили тебя, Макумазан, быть нашим гостем, — с поклоном закончил Харут и удалился, прежде чем я успел что-нибудь ответить.
— Похоже на то, — заметил я Регноллу, — что нас везут сражаться за Харута, Марута и К°.
Ночь прошла спокойно.
На заре следующего дня мы двинулись в дальнейший путь местностью, становившейся все более и более плодородной. Уже стали попадаться целые стада антилоп, но людей не было видно.
Во время остановки на отдых Харут провел нас на возвышенное место, откуда открывался вид миль на пятьдесят вперед.
Перед нами лежала обширная равнина, бывшая, вероятно, некогда озером. По ней было рассыпано множество деревушек и отдельных домиков. С востока на запад равнину пересекала река, разветвлявшаяся на несколько протоков. Далеко на горизонте обрисовывался высокий холм, покрытый густой растительностью.
— Вот Земля Кенда, — сказал Харут, — по эту сторону реки Тавы живут черные кенда, а по ту — белые.
— А что это за холм? — спросил я.
— Это Священная Гора, Дом Небесного Дитяти, куда не может ступить ничья нога, кроме жрецов Дитяти.
— А если кто ступит? — спросил я.
— Он умрет, Макумазан.
— Значит, ее охраняют?
— Она охраняется, но не оружием смертных, Макумазан.
Видя, что Харут неохотно говорит об этом, я спросил его о численности народа кенда.
Он ответил, что черные кенда имеют около двадцати тысяч воинов, между тем как белые — не более двух тысяч.
В это время наш разговор был прерван появлением человека из передового пикета, который сообщил Харуту что-то, весьма встревожившее его.
Я осведомился, в чем дело.
— Один из разведчиков Симбы, царя черных кенда, — ответил Харут, указывая на скачущего вдали по равнине всадника. — Он едет в город Симбы сообщить о нашем появлении на их земле. Вернемся в лагерь, Макумазан, и поедем дальше, когда взойдет луна.
Как только взошла луна, мы снова двинулись вперед, несмотря на то что верблюды были крайне утомлены.
Мы ехали всю ночь, остановившись лишь перед рассветом на полчаса, чтобы подкрепиться пищей и подтянуть веревки нашего багажа, который оберегался теперь с особенной тщательностью.
Когда мы снова тронулись в путь, к нам подъехал Марут и со своей обычной улыбкой сказал, что хорошо было бы, если бы мы держали наши ружья наготове.
Мы вооружились магазинными винтовками, заряжающимися сразу пятью патронами. Только Ханс с моего позволения взял себе мое старое одноствольное шомпольное ружье «Интомби», не раз сослужившее мне хорошую службу во время путешествия в Землю Понго. Ханс почему-то считал его счастливым.
Спустя четверть часа, когда уже совсем рассвело, мы въехали в скалистую местность, окаймлявшую равнину.
Вдруг наш караван остановился… Вскоре нам стало ясно, в чем дело.
На расстоянии не более полумили впереди нас показалось около пятисот людей в белых одеяниях, частью пеших, частью ехавших верхом. Они быстро двигались нам навстречу с явной целью преградить нам путь. Эти люди имели черные лица и не носили никаких головных уборов.
От них отделилось два парламентера с белыми флагами в руках.
Они галопом подъехали к нашему каравану, остановились у того места, где стояли мы с Харутом и Марутом, и отсалютовали нам копьями. Это были стройные мужчины негритянской расы с длинными волосами, доходившими до самых плеч. На них было легкое одеяние: кожаные панталоны, сандалии и нечто вроде кольчуги из тройной цепи, сделанной из металла, похожего на серебро, которая свешивалась с шеи на спину и на грудь. Вооружены они были длинными копьями, похожими на копья белых кенда, и прямыми мечами с крестообразной рукояткой, висевшими у пояса.
Как я узнал впоследствии, таково было снаряжение кавалерии.
Пехотинцы были вооружены более коротким копьем, двумя дротиками и кривым ножом с роговой рукояткой.
— Здравствуй, пророк Дитяти! — закричал один из них. — Мы вестники бога Джаны, говорящего устами царя Симбы.
— Говори, почитатель демона Джаны! Чего хочет от нас Симба? — сказал Харут.
— Войны. Зачем вы перешли реку Таву, границу земли черных кенда, установленную договором сто лет назад? Разве вам мало своей земли? Царь Симба позволил вам пройти в пустыню, надеясь, что вы погибнете там. Но вы не вернетесь назад!
— Посмотрим, — ответил Харут, — это зависит от того, кто сильнее, Небесное Дитя или Джана. Мы хотим избегнуть кровопролития. Наше путешествие мирное. Эти белые люди хотят принести жертву Дитяти, а путь к Священной Горе лежит только через вашу землю.
— О, мы знаем, какая это жертва! — воскликнул парламентер. — Они хотят крови нашего бога Джаны! Они думают убить его своим необыкновенным оружием, хотя против бога Джаны бессильно всякое оружие. Дай нам принести в жертву Джане белых людей. Тогда, быть может, царь Симба позволит вам пройти через свою землю.
— Как? — воскликнул Харут. — Нарушить законы гостеприимства? Вернись к Симбе и скажи ему, что если он поднимет против нас копье, тройное проклятие Дитяти падет на его голову! Проклятие бури, проклятие голода и проклятие войны! Я, пророк, сказал это. Ступай!
Эти слова, произнесенные Харутом выразительным голосом, произвели необычайное впечатление на парламентеров. Страх появился на их лицах. Не ответив ни слова, они повернули лошадей и так же быстро, как и приехали, вернулись к своим.
Харут отдал приказание, после которого караван перестроился в виде клина. Я, Ханс и Марут поместились посредине левой стороны этого треугольника, лорд Регнолл и Сэвидж — на правой. Харут стал в вершине его.
Вьючные верблюды занимали центральное место.
