на родине немногословный попутчик. — Беснуется. Чувствует свою близкую кончину и оттого совсем с ума сходит. Убили какого-то ихнего солдатика — тридцать душ наших расстрелять, офицера — все пятьдесят. Это ежели в городе. А в селе тактика у них совсем другая: всех под корень, так сказать, за помощь партизанам. Стариков, детей… Жечь, жечь и жечь — дабы боеприпасы экономить.
— Ну, что тут скажешь? Сволочи! Подонки! — сердито плюнул в окно ефрейтор и сразу же впихнул в рот очередную "беломорину". — Сколько народу сгубили… Моя Паня, ну, жена — Прасковья Петровна, в первую, самую тяжелую, зиму на кладбище работала, бригадиром по заройке трупов. Там и жила со своими девчонками, большинство которых знала еще с довоенных лет — по общей работе на швейной фабрике. Полгода, считай, ее не видел… А рвы были выкопаны заранее — не вручную, конечно, военной техникой… Так вот… С самого утра, машина за машиной, везут и везут — только успевай разгружать… Как она выдержала все это — сам не понимаю…
Пашуто вытер накатившуюся на глаза скупую слезинку. А Ярослав вдруг вспомнил своих ушедших друзей и… врагов.
Наиболее часто перед глазами почему-то маячил портрет его бывшего сослуживца и почти однофамильца. Пчелова? Пчоловского? Дибинского?
Может, не добил он гада в проклятых Несвижских катакомбах?
Может, жив еще курилка?..
— Эй, ты заснул, что ли? — спустя полчаса вернул агента на землю пронзительный Сенькин голос.
— Нет. Думу думаю, — признался Ярослав, в который раз безуспешно пытаясь стряхнуть с себя остатки надоедливых воспоминаний.
— О чем?
— О бренности нашего человеческого бытия!
— Остынь, братец… Не лезь в эти философские бредни!
— Да как же не лезть, если я по образованию — философ?
— Ну и что? Крути — не крути, от судьбы не уйти. Или, как говорила моя бабушка, всякому свой крест…
— О! Точно! Надо бы запомнить. В будущем пригодится!
— Запоминай… В моем репертуаре много чего такого — одновременно веселенького и шибко оригинального имеется. Нашего, родного, незатасканного. Досталось, так сказать, по наследству.
— Вижу.
— А сейчас… Тпру… Приехали. Кажись, колесо пробили. Поможешь?
— С удовольствием. А то засиделся я, так недолго и геморрой схватить…
ГЛАВА 2
В Северную столицу попали поздно вечером. Естественно, что при таком раскладе об организации комфортного ночлега не приходилось и мечтать.
Но Плечов не унывал…
И че там молол Кириллович про квартирку на Петроградской стороне? А?
Вслух, конечно же, он не сказал ничего. Только пристально взглянул на своего земляка.
А тот, оказывается, умел не только искусно водить машину, но и читать чужие мысли.
— Ты, Ярослав Иванович, на первое время поселишься у нас. А дальше — разберемся. Утро по-юбому вечера мудренее, — повелительно предложил Пашуто, когда компания в полном сборе наконец-то покинула надоевший "студер". — Вон там, на четвертом этаже, мы и живем!
Машина осталась в старинном питерском дворике, напоминающем по форме обычный колодец. Чтобы попасть туда, Семену пришлось продемонстрировать чудеса вождения и заезжать в арку, чиркая об нее обоими бортами: левым и правым.
— Нет. Так не пойдет, — не шибко радостно улыбнулся Плечов. — Со мной ведь еще двое товарищей, за которых я несу полную ответственность.
(В таких случаях всегда лучше немного "поломаться" для приличия.)
— Так мы всех примем! Между прочим, с величайшим удовольствием, — жизнерадостно пообещал Семен. — Правда, у нас с Прасковьей всего одна комнатушка в коммуналке, но две остальные комнаты сейчас временно пустуют. А ключи хранятся в надежном месте.
— Законные хозяева не обидятся? — недоверчиво покосился на водителя Альметьев.
— Ну что ты? Ленинградцы — люди гостеприимные. Для них такие фортели — вполне обычное дело. Вот только, совсем недавно к соседке приезжал племянник с Васильевского острова, так он целую неделю жил один в свободной комнате. Может, еще там.
— Маленький? — отчего-то разволновался Плечов (знаменитая "чуйка" никуда не пропадала).
— Кто? — не понял Пашуто.
— Ну… Племянник, — уточнил Яра.
— Ленька?
— Наверное. Ты ведь не назвал его имени.
— Да что ты? Здоровенный взрослый дядька. Такой, как мы по возрасту. Плюс-минус…
— Так что же это выходит, он здесь один с двумя бабами барахтается, пока ты Родине служишь?
— Что значит "барахтается"? — возмутился Семен. — Тетке его, Татьяне, уже под шестьдесят, а Паня моя — сама добродетель. Да и ночует она по-прежнему исключительно на погосте. Работы, конечно, поубавилось, но не настолько, чтобы распускать людей по домам.
— Где ночует? — испуганно спросил Василий. Может, впервые услышал устаревшее словцо, а может, просто не поверил, что и в таких страшных местах, оказывается, тоже можно (и нужно!) отдыхать.
— На кладбище, — окончательно добил его Пашуто. — Домой приходит раз в неделю — на выходной. И то не всегда.
— Что ж… Это в корне меняет дело! — входя в подъезд, весело констатировал Плечов и первым начал подниматься вверх по оригинальным чугунным ступенькам.
Только между третьим и четвертым этажом Пашуто наконец-то удалось его настичь.
— Нам сюда. — Сеня достал длиннющий трубный ключ и в полной темноте попытался вставить его в разболтанную замочную скважину.
С третьей попытки таки вышло.
Но…
Механизм почему-то не поддавался и никак не хотел проворачиваться в нужном направлении.
И тогда Ярослав просто потянул дверь на себя.
Как ни странно — сработало.
Однако зайти вовнутрь все равно не получилось. На сей раз непреодолимой преградой стала довольно грубая металлическая цепочка, которой, если верить Пашуто, раньше здесь и в помине не было…
Выходит, в квартире кто-то есть. Но кто?
Внезапно с той стороны донеслось шарканье ног. И уже вскоре в дверном проеме нарисовалась чья-то небритая рожа, показавшаяся до боли знакомой.
Впрочем, спустя мгновение ее исказила такая гримаса испуга и боли, что Плечов был вынужден мысленно отказаться от своего первоначального предположения.
Но ведь надо что-то делать!
Первым сориентировался Альметьев: ни слова не говоря, он уперся здоровой ногой в стену и обхватил двумя руками ручку двери, водитель же ухватился за талию Николая.
P-раз… и, казалось бы, "неубиваемая" цепочка рассыпалась на мелкие кусочки…
Наши герои вломились в длинный просторный коридор. Лишь Василий немного замешкался и остался на лестничной площадке. Что, в конечном итоге, чуть не стоило ему жизни…
(Но мы, как это часто бывает, немного забежали вперед. Ничего не поделаешь, придется возвращаться!)
Побледневший Пашуто первым делом отпер свои собственные "хоромы" и, пристально осмотрев их, удовлетворенно хмыкнул: пусто!
А вот дверь второй — средней — комнаты была распахнута настежь.
Но и там никого не оказалось.
И тогда Семен зачем-то полез в… антикварный шкаф, стоявший ровно посредине роскошного коридора.
— За мной! Вперед! — вскоре донеслось оттуда.
Одновременно какой-то шум, напоминающий звук падающего
