— Но ведь по документам могут…
— Разумеется, если в документах будут разногласия. — Рауш перешел на деловой тон: — Вы будете иметь двадцать процентов дохода от этой маленькой коммерческой операции. К тому же следует иметь в виду, что авторитетная рекомендация на Британских островах значит не меньше, чем крупный счет в банке.
Это сравнение вызвало у Наумова улыбку.
— Рекомендация — валюта не очень устойчивая, вернее — очень неустойчивая в обращении.
— Вам больше подходит счет в банке?
— То и другое, вместе взятое.
— О, мистер Наумов, вы отличный партнер. Прямота — это прежде всего честность.
— Благодарю вас, мистер Рауш, — сказал Наумов и спохватился: — Но, вы знаете, есть еще одно осложнение. Дело в том, что каждый офицер, назначенный на ответственную должность в крупный штаб, чувствует на себе повышенное внимание агентов полковника Богнара.
— О, эта ищейка обладает тонким нюхом, но ей часто мешают качества легавой собаки, — рассмеялся Рауш. — Пойдет по следу диверсанта, но увидит зайца — и бросается во всю прыть за ним. Однако мы с Ференцем в добрых отношениях.
— Если бы и мне удалось установить с ним дружеские отношения, это помогло бы успешнее выполнить наше джентльменское соглашение.
— Это не составит труда.
— И все-таки я еще должен изучить, насколько предполагаемая вами операция реальна в наших условиях, — озабоченно сказал Павел.
— Отлично, мистер Наумов. Кто долго думает, реже ошибается. В любой день спускайтесь в наш ресторан в восемнадцать часов. В это время я обычно обедаю там.
1
Подразделения строились для выезда на работу. С капитаном Вербой полковник встретился как с добрым знакомым. Он взял его под руку и, прогуливаясь неподалеку от строя, стал расспрашивать о положении с дисциплиной, внутренним порядком, о состоянии конского состава и так далее. Оказалось, кругом некомплект, все берут, а не дают, фуража не хватает, продуктов тоже. Солдаты приворовывают кое-что на базах.
— А дисциплина? Боже мой, разве это дисциплина? Того и гляди, ящик со снарядами на тебя упадет. После вашего посещения, — продолжал докладывать капитан, — вечером приезжал к нам полковой поп с дьяконом Савелием исповедь принимать. У нас ведь теперь оная проводится, когда есть свободное время. Но разве это исповедь? Форменный допрос. Один солдат…
— Чем это все вызвано?
— У нас ведь шестьдесят с лишком процентов — пленные красноармейцы. Переодели, заставили прочесть перед священником присягу и — в строй. Слава богу, что до сих пор не случилось беды.
— Знаете, капитан, мне бы хотелось иметь хорошего ординарца. И помоложе. Кого бы вы мне порекомендовали?
— Ума не приложу, господин полковник. Молодых человек пять наберется. Да вот они перед вами, выбирайте.
Наумов внимательно осмотрел строй.
— Пожалуй, вон тот, левый. Совсем еще юнец. Из сырого материала можно вылепить что угодно.
Капитан поманил солдата пальцем. Тот подбежал и, спросив у полковника разрешения обратиться к капитану, представился:
— Александр Гонта по вашему приказанию прибыл.
— Садись в пролетку, — распорядился Наумов. И, уже обращаясь к капитану, негромко добавил: — Благодарю вас, приказ на откомандирование вы получите сегодня же.
Дорога шла по скату высоты, покрытой кустарником, над которым то тут, то там возвышались дубы с раскидистыми кронами.
Наумов время от времени поглядывал на солдата. Тот хотел казаться спокойным, но напряженная сосредоточенность и слегка вздрагивающие руки выдавали его волнение.
У крутого склона горы, где дорога делала причудливую петлю, Наумов остановил пролетку.
— Пойдем! — приказал он солдату.
Они прошли немного вперед и, скрывшись за поворотом, стали подниматься по крутому склону, густо поросшему кустарником и высокой сухой травой.
Возле старого дуба кустарник отступил, образуя небольшую поляну. Отсюда, с обрыва горы, открывался прекрасный вид на залив.
— Тебе нравится это место? — спросил Наумов.
Солдат промолчал, с беспокойством наблюдая за офицером.
— Когда видишь перед собой такую чудо-красоту — и умирать не хочется. Не правда ли? — Наумов повернулся к солдату и только теперь понял, как двусмысленно прозвучали его слова для Гонты.
Бледный, он стоял у дуба, заткнув пальцы рук за ремень и чуть приподняв подбородок.
— За что? — тихо спросил он.
— Успокойся, рядовой Гонта, — как можно мягче сказал Наумов. — Я хочу взять тебя к себе ординарцем. Вот нам и нужно побеседовать. А ты вообразил бог знает что!.. Подойди-ка ближе и дай солдатскую книжку.
Солдат подошел, подал документ.
— «Рядовой Гонта Александр Гаврилович», — прочитал Наумов.
Он вытащил папиросы, предложил солдату. Тот отрицательно мотнул головой.
— Не курю я, господин полковник, — сказал он неровным, срывающимся голосом.
Наумов закурил и, глубоко затянувшись, продолжал:
— Хочу напомнить тебе один эпизод… Однажды под Невинномысском на железнодорожный эшелон напала банда атамана Чапеги… В этом эшелоне ехал ты и красноармеец, которого ты называл дядей Иннокентием. — Наумов пристально взглянул на солдата. — Помнишь, что произошло дальше?
— Как я могу вспомнить то, чего не видел?
— Хорошо, я снова напомню: конная атака банды и бой маленькой группы красноармейцев. Вас с раненым дядей Иннокентием схватили… Рассказать, как был убит есаул? Или как погиб твой дядя Иннокентий?
Павел точно не знал, погиб ли Иннокентий, но умышленно так сказал, чтобы вызвать новую реакцию Саши.
Лицо паренька покрылось красными пятнами. Казалось, только сильное внутреннее напряжение мешает прорваться нахлынувшим на него чувствам.
Наумову все было ясно. Он взял Сашу за плечи, сказал:
— Надеюсь, ты будешь добросовестным, исполнительным ординарцем.
— Как прикажете, господин полковник.
— И еще одно: о нашем разговоре никто не должен знать. Даже самые близкие твои друзья. Ты понял меня?
— Так точно, господин полковник. Мне и нечего рассказывать. Это вы говорили, а я ничего такого не знаю.
Сдержанность ответа понравилась Наумову. Он улыбнулся:
— Ну, а сейчас поедем обживать новую квартиру.
Между прочим, найти квартиру было делом совсем не простым. Город буквально кишат тыловыми офицерами, чиновниками, юркими спекулянтами, многочисленными представителями ведомств разных городов Крыма, приехавшими выбивать кредиты у главного распределителя, всемогущего Вовси — маленького лысого еврея.
