Увидев, что Дмитрий находится в затруднительном положении, он посоветовал ему поступить как многие сеньоры — собратья ордена, и выбрать в качестве эмблемы тамплиерский крест, разместив в его центре собственную эмблему. Дмитрий так и поступил, выбрав эмблемой родовой оберег — солнечное колесо. Еще немного подумав, он приказал деревенскому кузнецу нанести ее и на медальон, который передал ему де Фо.
Не прошло и года, как небольшой замок — с высокой сторожевой башней, пятиаршинными стенами, на которых мог свободно пройти человек, рвом, глубоким, хоть и не заполненным водой, был готов. Внутреннее его устройство тоже было хорошо продумано и добротно исполнено. В глубине подвала, несмотря на то, что строение разместилось на господствующем над местностью холме, был выкопан и обложен камнем глубокий колодец, так что даже при осаде не было недостатка в воде.
Часто навещавшая своего жениха Анна, по особой просьбе получила светлую и просторную галерею, в которую она собиралась после свадьбы перевезти из Фив свою большую коллекцию скульптур и мозаик, чтобы организовать мусеум.
Во время постройки один из лионцев, тот, что возглавлял каменщиков, кладущих стены, неожиданно поскользнувшись, упал, вроде бы и не с большой высоты, но так неудачно, что сломал себе шею, и тут же испустил дух.
Похороны организовали по местному обычаю — не на третий, а на следующий день. Как требовали правила тамплиеров, из Фив на отпевание на посланной в ночь повозке прибыл капеллан.
После похорон Дмитрий, присутствовавший на кладбище по обязанности сеньора, и из уважения к ордену, обратил внимание на то, что каменотесы под наблюдением отца Фрицци устанавливают на могиле изготовленную за ночь мраморную надгробную плиту. Заинтересованный, он подошел поближе, чтобы лучше разглядеть изображенные на ней знаки.
На узком и длинном куске мрамора, было высечено изображение восьмиконечного креста, без упоминания каких бы то ни было дат и имен. Правда, у самого ее основания ему удалось разглядеть странный знак — насколько он, наблюдая за мастерами, начал разбираться в строительном деле, там были высечены циркуль и мастерок. Еще раз подивившись, Дмитрий не стал ни о чем расспрашивать заметно напрягшихся при его появлении каменотесов-тамплиеров, и отправился на фехтовальные занятия, которые проводил каждый день, готовясь к надвигающейся войне.
Закончив работу, каменотесы быстро собрались в путь, и, не оставив за собой ни соринки, отправились в порт Лариссу, где их ожидал присланный самим Великим Магистром неф. Они должны были принять участие в работах по укреплению нынешней столицы Иерусалимского королевства, Акры, которая после падения Святого города стала главной твердыней ордена в Святой Земле.
А война с греками была не за горами. Отпущенный из плена князь Ахайский, Гийом де Виллардуэн отправился в Рим, где папа освободил его от данной басилевсу Михаилу Палеологу вассальной присяги. После возвращения в Андравиду, князь немедленно изгнал за пределы Пелопонесса греческого наместника, и возвратил себе отданные по договору крепости, которые строили его старший брат и отец — Мистру и Герак, заодно изгнав ромеев из Лакедемона, Монемвасии и Великой Майны.
К концу 1262 года на западе полуострова Пелопонесс греки и горные славяне — мелинги, восстали против Виллардуэна, а Михаил Палеолог, чтобы покончить с франками в Морее, морем отправил на покорение франкского княжества армию, из пяти тысяч наемников — турок иконийского султаната.
Получив известие о высадке греческой армии, герцог де ла Рош, взяв с собой небольшое число рыцарей, выдвинулся для защиты тылов в сторону Фессалоник, а основное войско под командованием фиванского соправителя — барона де Сент-Омер, отправил в Коринф, где держал знамя князь Гийом.
Вместе с Сент-Омером убыл и Дмитрий, который на второй день после известия о начале войны, привел в Фивы весь свой отряд, оставив на охрану Вази лишь ле Бона с его оруженосцами. Бургундцу было поручено приглядывать за греческими крестьянами и не допустить восстания.
Теперь, по прошествии двух лет, возвращаясь в свой замок с победой, богатыми трофеями и пленниками, Дмитрий размышлял с тревогой, что его ожидает дома.
Из ворот замка появился мул, на котором восседал бравый управляющий. Даже издалека было слышно как он, всеми силами и немыслимыми воплями пытается пустить флегматичное животное в галоп — навстречу любимому сеньору. Уморительная сцена убедила Дмитрия, что все его волнения напрасны и Вази находится в полном порядке.
Румыния, предместье Бухареста
После того как за ними закрылась входная дверь, ощущение опасности, не отпускавшее Диму с Милана, начало понемногу его покидать.
Пока Сергей-Вован плескался и фыркал под душем, Дима и Франческо успели по очереди умыться и побриться. Всеобщий смотр после водных процедур показал, что теперь концессионеров можно выпускать на улицу без опасений, что первый же полицейский, который их встретит, немедленно арестует за бродяжничество.
Не желая лишний раз появляться на людях, завтрак они заказали в номер. После восхитительных горячих купат, внушительной яичницы и горячего чая, Диму потянуло на философские разговоры.
За несколько суток пути они толком не успели ни о чем поговорить. Дима почти все время сидел в прицепе между тюками, а Сергей-Вован и Франческо, сменяя друг друга, гнали машину, а тот, кто был свободен от руля, каждую минуту использовал для отдыха.
— Слушай, Серега — спросил Дима — а зачем тебе вся эта головная боль? Контрабанда, криминал. Все равно ведь прибыль такая, что в накладе не останешься. Заплатил, как говорится налоги…
— Да не в налогах дело, Димон — ответил давно зреющей досадой Сергей-Вован — конечно, профит и так и так получишь, да только какая бы зараза у власти не стояла, обязательно имеет своих собственных экспортеров, которые сквозь таможню проходят как лом сквозь дерьмо. В этом-то все и дело. Если, к примеру, я буду платить все, как положено, а они нет, то у них затраты будут раза в полтора меньше. А это значит, что они меня или ценами уничтожат, или просто будут иметь больше денег, а стало быть, рано или поздно, со свету сживут, и все наши магазины перекупят на корню…
— Да уж — в экономике Дима был не особо силен, но сразу же припомнил исторический случай — прямо Византийская империя. Там тоже было что-то подобное. Император Юстиниан заставлял соль, которую возили из Таврии в Константинополь, сдавать государству по низким ценам. А потом, чтобы не возиться, внутри страны эту соль продавал тем же самым негоциантам, которые ее привезли…
