– Позвольте мне, – с кавказским акцентом проговорил полковник Тахателов, приглаживая рукой свою пышную полуседую шевелюру. – Мы все, как один человек, должны разделить участь наших солдат и вместе с ними идти в плен. Как мы будем потом смотреть им в глаза, если в настоящую трудную минуту бросим их на произвол судьбы? Я иду в плен и считаю, что все здоровые и легкораненые офицеры должны сделать то же самое.
Затем шумно поднялся со своего места Вамензон. Он успел привести себя в порядок после вынужденного купанья.
– В течение всей осады мы делили с нижними чинами все невзгоды и лишения. А как они нам отплатили за это? Оскорблениями, угрозами и даже нападениями, чему мы были свидетелями вчера и сегодня в городе. Что может быть общего между мною и этими, извините за выражение, скотами, которые понимают лишь матерную брань и зуботычины? Нет, господа, я считаю: ничто нас не связывает с этой бандой неблагодарных животных, и, конечно, отправляюсь в Россию.
– Правильно! Нечего связывать свою судьбу с этим хамьем, – раздались голоса.
– Таким офицерам, как вы, капитан, не место в армии, – вскочил полковник Мехмандаров. – Вы позорите нашу среду!
– Прошу, ваше превосходительство, оградить меня от оскорблений, – весь красный от злобы, обратился Вамензон к Стесселю.
– Побольше спокойствия, господа! Полковник Мехмандаров, призываю вас к порядку.
Начались горячие споры, мнения офицеров разделились. Часть поддерживала Вамензона, остальные – Мехмандарова.
– Каково твое мнение, Василий Федорович? – спросил Стессель, обернувшись к Белому.
– Я перестал бы уважать себя, если бы вернулся до окончания войны в Россию, – коротко бросил генерал.
Сидящие поблизости офицеры зааплодировали. Стессель сердито фыркнул и отвернулся.
Было довольно поздно, когда собрание закрылось, не придя ни к какому определенному решению. Раздраженный Белый вместе с Звонаревым уехали домой.
– Анатоль, я велела перевезти к нам все ценные вещи из артурского казначейства, – сообщила мужу Вера Алексеевна. – У нас они будут целее.
– И прекрасно сделала, – одобрил Стессель. – Там ведь их что-то на восемьсот тысяч рублей.
– Я думаю, что мы можем их вывезти из Артура вместе со своими вещами. Японцы не посмеют осматривать твой багаж. Только смотри, Ачатоль, не проболтайся кому-нибудь об этом, – предупредила генеральша.
– Буду нем, как могила, – понимающе кивнул головой генерал-адъютант.
– Папочка, мы с Сережей хотим пожениться, – вошла в кабинет отца Варя.
– Нашла время глупостями заниматься, – сердито буркнул генерал. – Ты еще слишком молода, подождешь, пока выйдет замуж Катя, а Звонарев вернется из плена.
– Но, папочка… – начала было Варя.
– Никаких но. Сказано нельзя, значит, нельзя! – повысил голос Белый.
Разобиженная девушка поспешила выйти и направилась к жениху поделиться своим горем.
– Василий Федорович, конечно, прав, придется подождать, когда кончится война, – вздохнул прапорщик.
– Значит, ты меня совсем не любишь? – вспыхнула
Варя и хотела уйти.
Звонареву пришлось долго успокаивать ее.
В этот вечер Варя рано отправилась в свою комнату и тотчас улеглась в постель, но заснуть не могла. Она была сильно озабочена. Предстояла продолжительная разлука с любимым человеком. Она долго обдумывала, как добиться согласия родителей на немедленную свадьбу, пока наконец, приняв решение, не соскочила на пол и вышла в коридор. С минуту она постояла у двери родительской спальни. Убедившись, что отец с матерью спят, девушка, с минуту поколебавшись, с сильно бьющимся сердцем на цыпочках подошла к комнате Звонарева и бесшумно проскользнула в нее…
Утром она тормошила заспавшегося Звонарева:
– Вставай, вставай. Папа тебя уже ждет в кабинете.
– А? Что? – протирал глаза Звонарев. – Зачем я понадобился Василию Федоровичу?
– Как зачем? Я рассказала маме, что, ты теперь совсем мой… – И девушка несколько раз поцеловала его…
Через несколько минут прапорщик уже сидел перед Белым.
– Я хотел поговорить с вами… Мы с Варей хотели… Разрешите нам с Варей пожениться, – наконец выдавил он из себя.
Генерал с напускной суровостью посмотрел на него и проговорил:
– Рано ей еще замуж; но коль скоро у вас зашло так далеко, то делать нечего. Фоминична! – окликнул он жену, поднимаясь с места.
Варя, которая подслушала у дверей, прошмыгнула в комнату и встала рядом с Звонаревым. Белый с женой по очереди благословили иконой молодую чету.
– Ну, теперь надо двигаться в Управление, – промолвил генерал.
– Он, папа, еще чай не пил, – потащила Варя за рукав в столовую Звонарева. – Я уже все обдумала, – затараторила она, наливая жениху чай. – Тахателов будет посаженым отцом, Мария Петровна – посаженой матерью. Оля и Леля – подружки, а Стах и Сойманов – шафера, Вася же понесет впереди икону.
– А почему ты не упоминаешь об Андрюше? – удивился Звонарев.
– Он, бедняжка, убит еще позавчера, – вздохнула Варя. – Я позабыла тебе об этом сказать.
– Значит, Надя опять овдовела, – грустно проговорил прапорщик.
– Ты уже кончил пить чай? – по-родственному обратился Белый к Звонареву.
– Сию минуту. – И прапорщик спешно допил свой стакан.
– Дай безымянный палец, надо снять мерку для обручального кольца, – подбежала уже в переднем Варя к Звонареву. – Я сейчас закажу их и договорюсь с батюшкой о свадьбе.
В Управлении артиллерии собрались все офицерыартиллеристы и прикомандированные моряки. Белый, поблагодарив их за службу, разрешил морякам вернуться в распоряжение флотского начальства и дал указание своим офицерам о порядке передачи орудий японцам. После этого Звонарев с Гудимой и Андреевым отправились на Утес.
Едва они появились на батарее, как их окружила возбужденная толпа солдат. Звонарев еще никогда не видел на лицах своих артиллеристов столько недоверия и злобы, как сейчас.
– В чем дело? – удивился он.
– Дозвольте, вашбродь, без утайки спросить вас, неужто мы пойдем в плен, а господа офицеры поедут прохлаждаться домой в Россию? – обратился к прапорщику Родионов.
– Желающим офицерам разрешено вернуться на родину.
Солдаты возмущенно зашумели. Звонареву показалось, что они сейчас кинутся на своих офицеров.
– Не шуми, ребята, – остановил солдат Родионов. – Вы-то, вашбродь, с нами останетесь? – обернулся он к прапорщику.
– Конечно, с вами. Вместе воевали, вместе и в плен пойдем.
– Я же вам говорил, что Сергей Владимирович завсегда с нами, как и наш Ведмедь, – торжествующе сказал Блохин.
