Допрежь сего лета, сил больших не имея, не решались перечить Господину Великому Новгороду. А ныне, похоже, не малый коготок, а всю лапу мохнатую наложить вздумали на пределы югорские. Потому, воевода, нет нам дороги.
— Ну, это мы посмотрим! — сполыхнулся Светобор. — Всем отдыхать.
Помело, Кряж, Якуня! Пойдете в догляд, сведаете, много ли силы у гледенцев, много ли лодок:
— Будь покоен, воевода, — браво и весело сказал Помело, — обсосем тот град Леденец да и выплюнем.
— Благоразумны будьте, зря не рискуйте. Удачи вам!
На Волге ватага Петрилы влилась в белозерскую дружину, отправлявшуюся на помощь Всеволоду. Неожиданное подкрепление сильно обрадовало белозерского воеводу Фому Ласковича. Нет, воинов у него хватало, дело было в другом.
Вражда между Владимиром и Новгородом, то затухавшая, то разгоравшаяся с новой силой, была палкой о двух концах. Одним концом изредка попадало Всеволоду, другим — новгородцам, середина же той палки постоянно давила на Белозеро. Участие новгородской ватаги в походе Всеволода сулило надежду на примирение лавних супоптатов.
В устье Оки встретились с объединенной ратью низовцев и с нею вместе доили до реки Цывили. У острова Исады, что раскинулся на волжском просторе против цывильского устья, решено было оставить лодьи, охранять которые Всеволод поручил белозерско-новгородской дружине.
Остальное войско двинулось дальше сухопутьем.
После; краткого совета с Фомой Ласковичем Петрила приказал своим ватажникам переправляться на правый берег Волги. Легкие ушкуи, дружно взмахивая длинными и узкими крыльями весел, стремительной стаей перелетели речное пространство и укрылись в устье Цывили.
Выставив дозоры, новгородцы раскинули не видимый с реки лагерь.
— Дальше что? — раздраженно спросил подручный Петрилы, старый мечник Невзор. — За тем ли шли мы в такую даль, чтоб пустую реку караулить?
За тем ли мы посланы?
С первых дней пути Петрила чувствовал на себе испытующие, учитывающие??? взгляды старика и давно стал догадываться, что Невзор — не сам по себе, что именно этому хитрому лису поручил боярин Дмитр следить за Петрилой и направлять дела его в русло боярской выгоды.
Чаще всего старый мечник помалкивал, вздыхал, словно о чем-то сожалея, да иногда многозначительно качал головой. И вот только сейчас открыто высказал он свое недовольство.
— Указчику — дерьма за щеку! — с нескрываемой неприязнью отвечал Петрила, прямо и дерзко глядя в глаза Невзора. — Глянь-ка!
Ткнул пальцем в синюю речную даль — из зыбкой мути нижнего волжского плёса проклюнулись черные точки лодок — Никак, булгары? — забеспокоился Невзор.
— То-то и оно, — проворчал Петрила. — Сколько идет их — неведомо, а мне надобно людей сохранить для главного дела.
Невзор, обиженный, отошел в сторону.
По команде Петрилы новгородцы взметнули ушкуи на плечи и, скрытые прибрежными кустами, резво зашагали вдоль Волги, вниз по течению.
Через некоторое время с реки слышен стал плеск множества весел, влажный шум бурлящей воды, ритмичный звук негромких команд.
Дождавиись, когда булгары поднимутся выше, ватажники спустили ушкуи на воду.
— Коли хочешь людей сохранить, — хмуро заговорил Невзор, — уходить надо вниз, по свободной воде.
Петрила не ответил, лишь досадливо махнул рукой. Он чувствовал, что с каждым мигом душой его все более овладевает волнение, все пуще разгорается в крови желание битвы. Но более того, и сильнее другого, кружит голову возможность выбора: или уйти бесславно, прикрывшись словами о главном деле, или кинуться в бой, повести на смерть товарищей, многие из которых так же, как он, нетерпеливо и жадно смотрят вслед тяжелому стаду неповоротливых булгарских лодок. Он — хозяин, он волен в словах и делах своих.
— Что, братцы, — весело крикнул Петрила, — цокнем по-нашему, по-новгородски?
— Веди! — радостно раздался дружный ответ.
Широкой дугой ушкуи высыпали на середину Волги и ходко двинулись на неприятеля. Как радивая хозяйка задвигает в печь ухватом сухиедрова, так новгородцы начали теснить булгар к острову, от берегов которого, так же раскидываясь веером, уже отчаливали белозерские ратники. От этого двойного, стремительного натиска хрустнула и рассыпалась булгарская храбрость — крайние с той и другой стороны лодки рыскнули к берегам и торопливо побежали вниз по течению.
— Ничего, догоним! — крикнул Петрила. — Окружай остальных!
Засвистели стрелы, замелькали в небе копья. Окруженные, ошеломленные булгары бросили весла и яростно отбивались. Вот затрещали под ударами боевых топоров деревянные борта, закачались и перевернулись первые лодки. В тех, что еще держались на воде, звенело железо, хрустели кости, кричали, плакали и матерились опьяненные боем люди.
Прыгнувших или свалившихся за борт добивали перначами, рубили саблями, топили длинными копьями. Круг сжимался.
— Упустим! — кричал белозерский воевода и показывал на уходящие вниз булгарские лодки.
— Не уйдут! — хрипел распаленный дракой Петрила. — Догоним!
Немногим из окруженных удалось спастись под перевернутыми лодками, считанные единицы выплыли на берега. А удиравшие лодки, помаячив некоторое время в конце нижнего плеса, скрылись за поворотом реки.
— Эх, ушли! — сокрушался Фома Ласкович, стирая кровь с оцарапанной щеки. Ему хотелось полной победы.
— А я сказал — догоним! — упрямо ответил Петрила. — Ну, Фома, спасибо за дружбу. Умен ты, воевода, отрадно с тобой и пир пировать, и бой воевать. Коли что — не поминай лихом!
Он широко махнул рукой, и ушкуи, оседлав упругий речной стрежень, рванулись с места. Через малое время они миновали нижний плес и растаяли за поворотом. Фома Ласкович смотрел в то место, где они только что были, и улыбался — в ушах его звучали приятные слова новгородского ватажника.
Расчет Петрилы оправдался полностью: выйдя за поворот реки, булгары сильно сбавили ход — они поверили, что урусы оставят их в покое.
Стадом испуганных овец лодки их обились в кучу на середине реки и тихонько сплавлялись вниз по течению. Воины селений Челмат и Собекуль решали, что им делать дальше. Одни предлагали послать гонцов в далекий Булгар-кала и просить помощи у хана. Другие отвечали, что хану предстоит война с большим войском урусов, которое уже идет к столице сухим путем. Третьи кричали, что нужно вернуться в свои селения и, собрав народ, обороняться от пришельцев самостоятельно. Четвертые говорили, что разгромившие их урусы оставлены большим войском для охраны лодок, что они никуда не уйдут от острова Исады, поэтому бояться больше нечего, и надо спокойно отправиться домой: Увлеченные спором, они слишком поздно заметили вылетевшие из-за мыса ушкуи. Тотчас началась страшная паника.
