Франсуа закрыл ей глаза и, не зная, есть ли у евреев обычай скрещивать пальцы для молитвы, просто сложил ей на груди руки.
Последнее слово Юдифи, которое чуть не оказалось позабытым из-за ее смерти, вернулось к нему, и он задрожал от волнения. Он просил ее произнести последнее слово, и это слово было «гранд». Его титул здесь ни при чем. «Гранд» означает — «великий». Теперь, чтобы пройти последний этап пути, Франсуа не нуждается ни в чьей помощи. В своих бесконечных исканиях он дошел до конца. Он достиг совершенства, если таковое существует в нашем мире, и ему надлежит отныне лишь оставаться таким, каков он есть…
Какое-то время Франсуа размышлял над тем, как похоронить покойницу. Он охотно согласился бы предать ее земле в самом Вивре, но это христианская земля, и оставить здесь Юдифь означало бы нанести оскорбление ее памяти. В конце концов, Франсуа нашел верное решение. Существует одно место, где все мертвые остаются братьями, к какой бы религии они ни принадлежали.
С помощью Николе Эсташа Франсуа доставил тело до берегового рифа горы Сен-Мишель. Было время отлива. Телега продвигалась под низкими, черными облаками, затем остановилась. Николе осторожно положил покойницу прямо на землю.
Франсуа замер рядом с телом. Увидев, как начальник его стражи хочет осенить умершую крестом, Франсуа быстро остановил его.
Николе попытался было оправдаться:
— Но, монсеньор, мы же не оставим ее без молитвы!
— Именно так, без молитвы. Просто подумаем…
И он надолго погрузился в размышления. Так надолго, что Николе пришлось прервать его:
— Монсеньор, море поднимается: надо быстро уходить! Вы слышите, как оно шумит?
Франсуа де Вивре неохотно оторвал взгляд от безжизненного тела, распростертого на волнистом песке, и вновь забрался в повозку, которая повернула в обратную сторону.
Он прислушался к приближающемуся гулу. Николе Эсташ ошибся: море не шумело, оно разговаривало с Юдифью перед тем, как навеки поглотить ее. Оно говорило с ней на древнем языке, едином языке всех стихий, животных и людей. Первая волна говорила: «Я накрываю тебя», вторая: «Я укачиваю тебя», третья: «Я омываю тебя», четвертая: «Я накрываю тебя», пятая: «Я укачиваю тебя», шестая: «Я омываю тебя» — и так до бесконечности…
***
Изидор Ланфан и мальчик Анн прибыли в замок Вивре в последний день ноября 1422 года. Увидев своего правнука, Франсуа был так же потрясен, как и тогда, когда встретился с Адамом в ту ужасную ночь святого Иакова.
Причина была та же: сходство. Этот ребенок, который опустился на колени при его приближении и, трепеща, поднял на него синий взгляд, был копией его самого — семьдесят пять лет назад!
Эффект был тем более поразительным, что как раз перед этим Франсуа находился в крайне подавленном состоянии. Совсем недавно в Вивре прибыл путник, который сообщил о смерти короля и рассказал о похоронах. У Франсуа еще звучал в ушах крик главного церемониймейстера и герольдов: «Долгую жизнь Генриху VI!»
И внезапно все это исчезло! Ему достаточно было лишь увидеть Анна, чтобы почувствовать уверенность: вот он, долгожданный преемник. Судьба, которая ополчилась на его сына, отняв у него руку, и на внука, отняв у того зрение, на этот раз оказалась милостива. Тот день, когда Франсуа де Вивре узнал о смерти короля Франции, стал для него отнюдь не днем траура, но, напротив, первым днем новой эры.
Старый алхимик вспомнил одну из своих книг, которая по-прежнему оставалась для него одной из самых дорогих, и прошептал:
— Aurora consurgens…
Эхом отозвался тоненький голосок:
— Заря занимается.
Франсуа вздрогнул.
— Ты знаешь латынь?
Тот же робкий голосок отозвался:
— Да, монсеньор.
Франсуа был потрясен. Все обернулось еще чудеснее, чем он предполагал! Анн повторял внешность прадеда, был так же хорошо сложен, так же крепок, но вместе с тем обладал познаниями, каких у самого Франсуа в те годы не было и в помине. В мальчике поразительным образом соединились все лучшие качества тела и разума, а без этого единения ничто не возможно.
Размышления сира де Вивре прервал Изидор Ланфан:
— Священники оспаривают его у меня, монсеньор. Им никогда не приходилось видеть столь острого ума, а мне — столь крепкого тела. Он погружается в свои книжки, когда хочет отдохнуть после верховой езды, и вскакивает в седло, когда хочет расслабиться после уроков.
Наступило молчание. Франсуа приблизился к своему правнуку.
— Анн, ты тот, кого я ждал. Дай мне руку…
Ребенок повиновался. Изидор Ланфан увидел, как маленькая розовая ручонка утонула в иссохшей старческой руке. Воистину занималась заря.
Святой Михаил! Защити нас, Архангел! (лат.)
Это Архангел! (лат.)
Приведите ему супругу! (лат.)
Смилуйтесь… (лат.)
Так решил Бог! (лат.)
Так ты поступил с моим братом! (лат.)
Перевод О. Румера.
Перевод Г. Плисецкого.
Вот крест Господень, (лат.)
Перевод Г. Плисецкого.
Коран, сура 56 «Неотвратимое событие». Перевод В. Пороховой
Перевод И. Тхоржевского.
Перевод Г. Плисецкого.
Лангдойль — язык северных районов Франции, окситанский — язык южных районов.
Великий исповедник — кардинал, возглавляющий церковный суд в Риме.
Во имя матери, брата и всех волков (лат.).
Смилуйся надо мной, Господи, в твоей доброте и твоей великой нежности, сотри грехи мои (лат.).
Избавь меня от всякой злобы и от моей вины, Господи, очисти меня (лат.).
Ибо грехи свои я знаю сам. Вина моя передо мной, и она безгранична (лат.).
Церковный день разделен на службы. Днем, в светлое время суток, служатся часы: первый, третий, шестой и девятый; ночью, в темное время суток, — вечерня, повечерие, полунощница и утреня. Служба первого часа посвящена воспоминанию судилища у Каиафы, шествия к Пилату и клеветы на Спасителя.
Перевод Г. Плисецкого.
