Вокруг горбились холмы, покрытые густыми сине-зелёными лесами.
– Вот чудо-то! Вот очарование! – вырвалось у меня. – Вот где истинная красота и величие!
Уинтроп только засмеялся в ответ:
– Знал бы ты, как здесь было раньше. Настоящий первобытный мир. А уж о тех временах, когда нас тут не было, и говорить не приходится.
– Кого «нас»? О ком ты говоришь?
В эту минуту из зарослей кустов с ужасным рёвом вывалился медведь. От неожиданности я надавил на тормоз. Автомобиль издал звук, похожий на кашель туберкулёзного больного, задёргался и остановился. Медведь поднялся на задние лапы, разинул огромную пасть, запах которой я остро почувствовал на расстоянии нескольких метров, и обрушился всей своей массой на передок машины. Нас основательно тряхнуло.
– Боже! – прошептал сдавленно Уинтроп. – Это самка с детьми!
Я увидел, как из-за кустарника выглянули два лохматых медвежонка.
– Она порвёт нас на куски! – Хейли впился руками в кресло. – У тебя нет ружья?
– У меня есть только бумага и чернила!
– Тогда молись!
И тут чуть поодаль на дороге появился человек. Он был одет в старую клетчатую рубаху и обвислые штаны. Его седые волосы были коротко острижены, но по чертам лица я безошибочно определил в нём представителя индейской расы. На вид я дал бы ему лед восемьдесят-девяносто.
– Уходите! – закричал ему я. – Бегите отсюда скорее!
Но старик не обратил внимания на мои призывы. Он и не думал убегать. В течение нескольких секунд он смотрел на нас, чуть растопырив руки, словно ощупывая что-то в воздухе. Затем решительно шагнул в нашу сторону и произнёс несколько слов на непонятном мне языке.
Медведица, уже почти подошедшая к двери автомобиля, в последний раз ударила лапами по борту. Я услышал ужасный скрежет её длинных когтей по металлу, и этот звук надолго оставил глубокие борозды страха в моей памяти. Однако уловив произнесённые индейцем слова, свирепое животное остановилось и замотало огромной головой. Громкое дыхание зверя колыхало воздух едва ли сильнее, чем только что отзвучавший жуткий рёв. Мне казалось, что от этого дыхания стенки «Модели Т» содрогались.
Индеец неторопливо приблизился, вытянув перед собой руки.
– Он разговаривает с нею, – прошептал Уинтроп. – Он просит её оставить нас в покое.
– Как это просит? – с трудом выдавил из себя я.
– Просит…
Медведица задумалась, затем шагнула к нам и в течение некоторого времени смотрела на меня и Уинтропа в упор. Её горячее дыхание касалось моего лица. Затем она неохотно повернулась и увела за собой своих косматых отпрысков, косолапя и ворча себе под нос.
– Боже! – мне никак не удавалось унять дрожь в руках.
– Вот тебе и знакомство с девственной природой, дружище, – слабо засмеялся Хейли. – Добро пожаловать на территорию Соснового Утёса.
– Но как ему удалось? – указал я на старого индейца.
– Медведь с медведем всегда найдёт общий язык, – сказал мой товарищ и приветственно помахал рукой туземцу: – Здравствуй, Матo!
– Ты знаешь его?
– Разумеется. Это один из самых старых здешних жителей. Он знает столько историй о жизни племени, что с ним можно потерять счёт времени.
– Как ты назвал его? Мато? Что это означает?
– Медведь. На самом деле его зовут Матo Уиткo, то есть Безумный Медведь. Тебе повезёт, если ты найдёшь с ним общий язык.
– Общий язык? Он разве говорит по-английски?
– Весьма сносно, – кивнул Уинтроп.
Индеец несколько раз обошёл автомобиль, внимательно изучая его, иногда приседая и заглядывая под днище.
– Много интересного придумывают белые люди! – засмеялся он.
Затем он пожал руку Уитропу, а после того поздоровался со мной. От него пахло травами. Глядя на меня, он едва заметно улыбнулся.
– Да, да, – проговорили его губы, – всё так…
Всё время, пока я возился с автомобилем, пытаясь завести его вращением вставленного спереди рычага, индеец молча наблюдал за мной. Я постоянно чувствовал на себе неотрывный взгляд старика. Наконец машина завелась, и я занял моё место за рулём.
– Мато, поехали с нами, – предложил Хейли индейцу.
Старик забрался в автомобиль и устроился на заднем кресле.
– Я ждал этой встречи, – заговорил он, когда мы тронулись.
– Ждал? – переспросил Уинтроп.
– Во сне ко мне приходили Громовые Существа, – кивнул индеец. – Они сказали, что здесь появится белый человек, которому я должен буду рассказать о моей жизни. Ты и есть тот человек, – он бесцеремонно потыкал меня пальцем в спину. – Я никому не рассказывал о себе. Но Великая Тайна потребовала через своих посланцев, чтобы я поведал всё без утайки. Мне пора покинуть этот мир. Ничто не вечно на земле, даже горы…
Дальше мы ехали молча. При въезде в посёлок, состоявший из простеньких дощатых хижин, Хейли кивнул на сидевшего сзади индейца:
– Он тут один из самых сильных шаманов, дружище. Если он говорит, что должен рассказать что-то тебе, то так тому и быть. Ты сейчас не понимаешь, о чём речь, но позже поймёшь…
Когда заговорил Матo Уиткo, я окончательно забыл о цели моей поездки и целиком отдался истории жизни Безумного Медведя – величайшего человека, повстречавшегося на моём пути. За его невзрачной внешностью скрывалась сила, о которой не смеют мечтать самые смелые умы. Стоило ему заговорить, я понял, что сделаю его главным персонажем моей книги.
– Я ждал тебя, – сказал он. – Я расскажу тебе о моём пути, о моих чувствах и о тайных знаниях. Ты должен поведать о них людям. Тебя послал сюда Вакaн Тaнка, ты не смеешь отказаться. Всё, что задумано Творцом, должно претворяться в жизнь. Великая Тайна правит миром. Не нам решать, почему на каждого из нас возлагаются определённые задачи. Нам полагается выполнять нашу миссию, даже если мы не понимаем её смысла. В этом суть Великой Тайны…
Так родилась эта книга.
Некоторые главы романа представляют собой стенографические записи рассказа Мато Уитко. Я решил оставить их в подлинном виде, не внося никаких правок, даже когда старик перескакивал иногда с одного повествования на другое. Это придало книге весьма, как мне кажется, своеобразную форму. О кое-каких вещах Мато говорил очень скупо, но временами слова лились из него потоком, словно какая-то сила заставляла его произносить их. Когда он был немногословен, я брал на себя смелость добавлять кое-что в логическую схему событий, так как я писал роман, а не просто фиксировал чьи-то воспоминания.
Мне посчастливилось также получить сильно истрёпанные страницы из расклеившейся тетради некоего Рэндала Стивена Скотта. Волею судьбы жалкие останки его дневника сохранились среди многочисленных реликвий Мато Уитко. Дневник, хоть и заметно подпорченный и подрастерявший немало листов, оказался для меня не менее ценным, чем воспоминания седовласых индейских старцев. Наличие этих пожелтевших бумаг позволило мне полностью восстановить хронологию некоторых событий.
