– Но подумай, мой мальчик; ты простой ремесленник; она благородного происхождения, воспитанница герцога – сурового, холодного, гордого аристократа, который смотрит на людей нашего положения, как грубый хозяин смотрит на своих вьючных животных. Боюсь, что эти мысли приведут тебя только к мукам.
– По крайней мере, я увижусь с Розалиндой, матушка; и если она любит меня, как я люблю её, и если она примет моё предложение…
– Ну-ну, мой мальчик. Не питай таких надежд. Почему она должна выходить за тебя, когда самые богатые дворяне преклонят колени ради её руки?
– Перестань, – воскликнул Рюрик, вскочив на ноги; его красивое лицо пылало, его яркие глаза горели. – Не говори так, не сейчас. Я не хвалюсь, но моя душа чиста, а сердце благородно, как у любого человека в нашей стране. Мой разум ясен, мои помыслы высоки, моя воля крепка, как у любого другого. Если Розалинда ищет настоящую, искреннюю любовь, защиту крепких рук и желание преуспеть, тогда я не боюсь схватиться с любым из её поклонников. Но если она ищет немедленного богатства и блеск пышного титула, тогда… Ах, я знаю, что это не так. Впрочем, довольно; я увижусь с ней.
Клавдия не возражала желаниям сына и больше не говорила на эту тему. Некоторое время они молчали, затем Рюрик заметил, что метель усилилась.
– Чу! – воскликнула его мать, прислушиваясь. – Кто-то постучал в дверь?
– Никто в такую ночь не станет искать здесь крова, – ответил Рюрик. – Тебе, должно быть…
Юноша не закончил фразу, поскольку в этот миг раздался такой громкий стук, что нельзя было ошибиться. Юноша взял свечу и поторопился к двери. Он распахнул дверь, но ворвавшийся порыв ветра метнул хлопья снега в Рюриково лицо и тут же погасил пламя.
– Кто здесь? – спросил оружейник, склонив голову и одной рукой закрывая глаза от снега.
– Ради бога пустите меня, или я погиб, – отозвался голос из стигийской тьмы.
– Тогда входите скорее, – сказал Рюрик. – Вот, держите руку. Идите сюда.
Юноша нащупал руку, одетую в толстую перчатку из нежного меха, и, заведя невидимого посетителя в переднюю, он запер дверь, а затем повёл его на кухню. Как только снова зажглась свеча, Рюрик обернулся и посмотрел на вошедшего. Это был монах, и одет он был как чёрные монахи святого Михаила. Он был среднего роста и обладал комичной на вид круглотой. Он был толст и нескладен и смешно переваливался при ходьбе. Его широкая чёрная ряса от подбородка до пят была перетянута на талии таким же чёрным поясом. Снег, который лежал на плечах и спине, выделялся своим цветом. Рюрик рукой стряхнул снег и, взяв меховую шапку гостя, усадил его возле огня.
Прежде чем что-то сказать, молодой хозяин внимательно осмотрел своего гостя; а тот столь же пристрастно изучал, у какого рода людей он оказался. У монаха было своеобразное лицо. Черты его были смуглыми и крупными, почти угловатыми. По лбу были понятны его высокие умственные способности, а его глаза были тёмные и блестящие. В волосах, которые прятались под плотной скуфьёй, остававшейся на его голове, просматривался серебряный оттенок, хотя его лицо не выдавало старости, на которую могло бы указывать это серебро.
– Вы попали в сильную метель, батюшка, – сказал юноша после того, как его гость немного отогрелся.
– Да, так и есть, сын мой, – отозвался монах низким, рокочущим голосом. – Я выехал из Кремля утром и не думал, что такое случится. Метель началась, когда я возвращался. В полуверсте отсюда мой конь захромал, и я оставил его с честным крестьянином, а затем решил проделать остальной путь пешком; но я ужасно просчитался. Метель ослепила меня, через каждые дюжину шагов я проваливался в сугробы. Моё тело не очень привычно к такому труду. Ха-ха-ха! Но я увидел ваш свет и решил поискать здесь кров на ночь. Клянусь святым Михаилом, это очень свирепая метель! А у вас здесь довольно уютно.
– Да, мы стараемся, – сказал Рюрик. – Моя матушка не пережила бы зиму в одном из тех жилищ, которые стоят рядом.
Монах ответил на это только одобрительным кивком; вскоре юноша спросил:
– Вы живёте в городе, батюшка?
– Да, сейчас да, – отозвался монах. И затем он добавил с улыбкой: – Наверное, вы бы хотели знать, кого приютили? Меня зовут Владимир, и мой дом везде, где случится мне быть по воле божьей. Сейчас я живу в Москве. Прямо здесь… если быть совсем откровенным.
Рюрик улыбнулся, но ничего не ответил. Его так заинтересовало лицо монаха, что он не горел желанием поддерживать беседу. Наконец гость спросил, может ли он здесь переночевать. Ответив утвердительно, юноша зажёг ещё одну свечу и провёл его в комнату, которая находилась прямо над кухней и хорошо прогревалась несколькими железными трубами, связанными с печью внизу.
– Матушка, – сказал Рюрик, как только вернулся на кухню, – кто этот человек?
– Откуда мне знать?
– Но ты не видела его раньше? – спросил Рюрик серьёзным голосом.
– Не могу сказать, сынок. Его лицо рождает у меня странные чувства, но я, кажется, никогда его раньше не видела.
– И всё же оно кажется мне знакомым, – продолжил сын. – Эти глаза я уже видел, но не могу вспомнить, где и когда.
Рюрик размышлял и размышлял, но тщетно. Даже после того, как он лёг в кровать, он думал о странном лице; и всю ночь он видел поразительные сны о чёрном монахе.
Глава 2. Странное предложение
Когда Рюрик утром спустился вниз, он увидел, что монах уже здесь, и завтрак готов. Но во время еды никто ничего не говорил. Монах, казалось, был занят своими мыслями, а Рюрик был полностью поглощён изучением черт странного человека и своими сомнениями и предположениями. После завтрака монах прошёл с оружейником в его мастерскую и провёл здесь некоторое время, осматривая причудливые механизмы, которые применялись для производства оружия.
Рюрик заканчивал пару пистолетов, и несколько минут монах молча стоял и наблюдал за его движениями. Наконец юноша остановил работу и положил пистолет.
– Извините, батюшка, – сказал он довольно нервно, в тот же миг вглядываясь в лицо своего гостя, – но я должен задать вам вопрос. Где я вас раньше видел?
– Откуда мне знать? – спросил монах с улыбкой.
– Я думал, вы сможете меня просветить, – продолжил Рюрик с некоторым сомнением. – Я уверен, что где-то вас видел.
– В этом огромном городе ты видел сотни, тысячи людей, и разве ты их всех знаешь?
– Может быть, вы правы. Здесь есть тысячи лиц, которые я видел и запомнил, но ни одно из них не вызывает в моей душе таких чувств. А ваше лицо рождает сильное чувство… какое-то поразительное воспоминание… которое волнует меня. Кто вы, батюшка? Кто вы? Где мы раньше виделись? В Испании?
