— Звал, княже? — слегка поклонился он.
— Садись, Вышатич. Дело есть, и немалое.
Князь перехватил взгляд своего вятшего витязя [вятший витязь — телохранитель князя], усмехнулся.
— О свечах ли думать ныне, Ратибор Вышатич? Мыслю я, на наш остатний век хватит.
Ратибор сел, не задавая вопросов. Зачем вопросы не ко времени? Сам скажет.
— Князь Юрий зовёт в Рязань. Со всей ратью.
И снова замолчал, угрюмо глядя на огонь свечей, отражавшихся в глазах. Из-за обилия свечей казалось, что глаза князя лишены зрачков, светятся, как у вурдалака.
— Худые вести, Вышатич. Посольство князя Фёдора перебито безбожным Батыгой. Не удалось умаслить зверей хищных, как мыслил князь Юрий. И сына потерял зазря. И невестку молодую Евпраксию тоже, и внука. Как услыхала она, что с Фёдором сотворили, так и с колокольни вниз… С младенцем Иваном на руках, значит…
— Когда сбираться, княже? — уточнил Ратибор.
— Кому как, Ратибор Вышатич. Мне к послезавтрему вечеру быть в Рязани. А тебе…
Князь наконец повернул к нему голову.
— А тебе хочу я поручить самое главное, что есть у меня. Ладу мою переправить надобно подале. Чую, здесь будет крови…
Он снова замолчал, угрюмо глядя на плямя свечей.
— А что князь Владимирский Георгий? — всё-таки не утерпел Ратибор.
Князь скривился желчно.
— А не слыхать Георгия Всеволодовича. Думают оне.
— О чём?
— А о том, похоже, как бы разом две рыбки словить. Нашими руками татар отбить, а не выйдет у нас — так ещё лучше. Прибрать к рукам всю землю рязанскую — чем плоха мечта?
— Князь Георгий ранее вроде как слабоумием не страдал — изумился Ратибор — Неуж не понимает, что за нами его черёд встанет?
— Вот именно. Шибко умным мнит себя князь Георгий, да и на силу свою надеется. Ослеплён гордынею. Истинно горе от ума.
И снова тяжёлое молчание разлилось по горнице.
— Скажу ещё тебе, Вышатич. Воевода рязанский Евпатий Коловрат, ну, ты знаешь его (витязь кивнул) отправлен в Чернигов, молить о подмоге. Князь Юрий крепко надеется. Однако дело сие к тебе нынче не относится.
Князь встал, подошёл к поставцу, взял в руки высокий узкогорлый кувшин венецианского стекла, поглядел сквозь него на пламя свечей.
— Послезавтра новое посольство из Рязани во Владимир выходит — Владислав снова криво усмехнулся — уж не просить подмоги — умолять, в ногах валяться. Князь Юрий, похоже, согласен встать под руку Георгия. Пёс с ним! Уж лучше так, нежели…
Он повернулся всем телом, одновременно поставив кувшин на место.
— Вот с ними и повезёшь Ладу мою во Владимир. А там видно будет. Никому из наших боле не могу доверить дело сие, Ратибор Вышатич. Ты в прознатчиках тайных [в разведке] сколь ходил?
— Семь лет, княже.
— Ну вот. Лучше тебя те места токмо медведи местные знают, и то не все. Не всюду на торные дороги надейся, бывает, тропы тайные сподручнее.
Ратибор встряхнул космами.
— Сделаю, княже. Только быстро собираться надо. Лучше всего — сейчас.
— Дам я тебе полста человек дружины — князь усмехнулся — всё одно в Рязани сбор, чуть раньше прибудут… Ты о своих-то домочадцах подумал, како они без тебя?
Ратибор молчал. А что тут можно придумать, когда дома мать старая, да дочка малая, да сын едва ходить выучился. А хозяйки и вовсе нету, померла при родах.
— Ладно — крякнул князь неловко — покуда жив буду, не дам твоих в обиду. В терем сюда заберу, вот что. Завтра с утра и заберу, и в Рязань со мной поедут.
Ратибор ещё помолчал. Не учён он красно говорить, о чём жалел иногда. Всё мечом махать больше.
— Спрашивай уже, не тяни — подбодрил князь
— Что с Ижеславлем будет, понятно… Ежу понятно, не устоять тут, спалят град дотла… Что с народом будет, княже?
Князь засопел угрюмо. Понятно, крайне неприятен вопрос. Каждый князь в ответе за своих людей, и не только за дружину — за всех горожан, вплоть до младенцев и юродивых.
— Народ, Ратибор Вышатич, он тебе не корова — верёвку на рога да и повёл, куда хочешь. Бабы, ребятишки, скотина… Добро всё нажитое бросить… И даже налегке если — уже не успеть, похоже.
Князь остро взглянул в глаза витязя, и по спине Ратибора пробежала холодная ящерка. Вот как, значит…
— Вот так, значит — будто прочёл его мысли князь — Вот оттого князь Юрий и сбирает ратных людей со всех городов да весей. Батыга взял Нузлу, и разъезды его уж с нашими сшибались под Пронском. Князь Юрий хочет в поле выйти, встретить Батыгу и отбить.
Вот теперь холодная ящерка забегала вдоль хребта туда-сюда.
— Этого нельзя делать, княже!
— Вот как? — князь усмехнулся — Али ты уж набольший воевода рязанский, что князю Юрию указывать будешь?
— Этого нельзя делать! — Ратибор упрямо тряхнул патлами — В поле татары перемогут нас числом, и всех побьют, всех до единого! Вспомни-ко Калку! И кто тогда встанет на стены рязанские? Надобно всех ратных, сколько есть, стянуть в Рязань да поставить на стены… Выслушай, княже… Ведь на стене один воин за четверых идёт… Всех ратных надобно на стены поставить, да разделить наполовину — покуда одни бьются, другие отдыхают. Иначе изнемогут ратники, и стены не спасут тогда!
— Верно мыслишь — криво усмехнулся князь — Быть тебе великим воеводой. То всё про Рязань. Ладно, Рязань отобьётся. А другие? А Пронск, а Белгород, Ожск со Свирельском, а Переяславль-Рязанский? А наш Ижеславль как? А веси бессчётные? Что будет с землёй рязанской, ты подумал? Много ли народу успеет укрыться за стенами рязанскими, и сколько не успеет?
Ратибор угрюмо замолк.
— Вот ты спрашивал — что будет с народом? Князь Юрий в ответе за всю землю рязанскую. Не хочет он допустить всеобщего разорения. И не тебе решать, как и где биться. И не мне даже. Как решит, так и будет. В поле так в поле.
Ратибор молчал, глядя на колеблющееся пламя множества свечей. Свечки, поставленные слишком густо, плавили друг друга, и перед глазами витязя вдруг встало жуткое видение горящего города.
— В общем, так — подвёл итог беседе князь — Мой последний наказ ты слышал. И слово моё, что покуда жив, твои домочадцы нужды знать не будут. Ну а ежели не устоим, ежели убьют меня… Не серчай тогда.
