Перед строем в дополнение к шипам руссы натянули веревочные сети с крупными ячейками. Густой высокий ковыль скрыл и эти ловушки.
На случай нападения с тыла Икмор отправил в степь дозор на скорых конях, а внизу, под крутым обрывом, стояли пять лодей, в каждой из которых сидело наготове по нескольку гребцов — на всякий случай.
Один из самых ловких витязей пробрался на две сотни шагов вперед, влез на дерево. Он должен был подать сигнал о приближении врага.
— Авось козарин, укушу, как прибежишь к моему шалашу! — рассмеялся довольный Икмор, потом вдруг сразу стал суровым, приказал ратникам осмотреть оружие и доспехи.
Передняя шеренга повернула щиты к фронту, и стена воинов стала похожа издалека на алую полосу, мерцающую по верху голубовато-белым огнем отточенных наконечников копий и островерхих русских шлемов...
Вторая линия гридей согнула тяжелые луки и завела тетивы на подзоры.
Икмор глянул в небо. Оно было серым от дыма и пепла. Пахло гарью. Тревожно каркали вороны...
О том, что нахвалыцик выехал в поле, Будила узнал за обедом. Угадывая, что ему предстоит поединок, он съел немного вяленой телятины и выпил ковш цежи с сытою[61]. Оруженосцы тем временем приготовили броню и оружие для поединка.
Когда раздался звук вражеского рога, Будила стал обряжаться в доспехи. С помощью Кудима Пужалы и Тимки Грача витязь надел поверх легкой кольчуги кованую пластинчатую броню с нагрудником и наплечием из цельныхлистов стали, пристегнул наручи, надел железные рукавицы. Закрепляя на нем поножи из кованой стали Кудим сказал почтительно:
— Можно считать, ты мой старшой брат, Будила Политович. Пристало ли тебе, искусному городнику и мастеру, тратить силушку молодецкую на заезжего нахвальщика? Дозволь мне потешиться во чистом поле. А коль моя голова падет, дак не жаль мужика-оратая, лапотника...
— Полно-тко, Кудим Ставрович. Вся Русь Святая стоит мужиком-лапотником. — Будила положил руку на плечо смерда. — А за приветное слово прими поклон, брат. Силушки ты неимоверной, слов нет. Да в поединке сего мало. Тут искус ратный нужон. На то он и поединщик, што науку боевую зело постиг. Силушкой единой его не сломать... Даст Перун повалить мне богатыря заезжего, дак обучу тебя потехе молодецкой. Тогда выезжай на любого нахвальщика. А теперь мой черед. Коня мне!
Два конюха, повиснув на удилах, с трудом удерживали рослого жеребца соловой масти. Конь пошатнулся, приняв на спину многопудовую тяжесть всадника. Будила не спеша надел поверх войлочной шапки кованый островерхий шлем, украшенный на яловце зоревым пером заморской птицы, застегнул у подбородка кольчужную бармицу и опустил на лицо широкую стальную стрелку. Богатырь прицепил к поясу секиру, проверил, легко ли вынимается из ножен длинный кинжал. Наконец ему подали знаменитое Мичурино копье и миндалевидный железный щит.
Жеребец лихо вынес Будилу к северным воротам крепости. На вечевой площади, около идола Перунова, витязь остановил коня. Вокруг горели костры. Волхвы в просторных белых хламидах, с посохами в руках приплясывали, крутясь, пели хриплыми голосами:
Грозный Перун — отец огня разящего!
Дай силы неодолимой сынам своим — русичам!
Изгони с земли нашей светлой ворога лютою
Испепели его стрелами огненными!..
Будила въехал в круг из костров и остановился возле идола, склонив голову. К богатырю вприпрыжку подскочил главный кудесник Перунов — тощий лохматый старик с безумными светлыми глазами. Длинным посохом, с конца которого стекало искристое пламя, очертил он крут. Конь испуганно шарахнулся в сторону, но Будила удержал его на месте, не давая переступить магическую черту.
Волхвы запели хором:
Боги могутные русские!
Кару свою на врагов наших
Вложите в копье богатырское!
В жертву возьмите силу вражью!
Жизни-лишите нахвальщика степного,
Бог наш разящий — Перун и присные его!
Дружинники, стоявшие вокруг, вторили волхвам. При последнем возгласе они враз ударили по умбонам щитов. Гром раздался окрест. В небо струями взметнулся огонь всех восьми костров. Волх вы жертвенными ножами одновременно отсекли головы восьми белым петухам, окропили кровью лицо идола и бросили тушки каждый в свой костер.
— Пер-рун-н!!! — гремело вокруг.
Будила поворотил коня и крупным галопом пустил его в поле через распахнутые настежь ворота, туда, где не переставая ревел призывно вражеский рог.
Глава шестая
За столом братчинным — речи ратные
Воеводы и бояре смело высказывали свои мысли, иногда дельные — это чаще, а иногда и такие:
— Выйти в поле, стать крепко, лечь костьми, но...
Или:
— Покамест хакан-бек по Руси шастает, спешно идти в глубь Козарии и...
Святослав внимательно выслушивал и тех и других. Быстрый ум его впитывал все, принимая или отметая услышанное. В голове князя тревожно металась мысль: «Дружины, ратников маловато...» И он решил послать гонцов в Древлянскую землю с приказом воеводе Свенельду — спешно возвращаться в Киев. Отправляя их с кня жеским знаком «особое значение», Святослав предупреждал.
— Ранее десяти дней Свенельд не поспеет на подмогу. А посему передайте ему, чтоб придя не бросался бы в сечу сломя голову, а обошел бы степняков тайно со стороны горы Щековицы по лесам и ждал моего знака. Пускай ничему не дивится, хотя бы весь Киев горел. — Повторил сурово: — Хотя бы горел весь Киев, без моего знака не наступать. Весть мне воевода пускай шлет с голубем. Возьмите в моей голубятке две пары. — И уже в дверях гридницы наказал в третий раз: — Упредите, чтоб тихо сидел в засаде, степнякам не раскрывал себя до поры. Пускай ждет знамена моего. А теперь скачите с поспешанием!
Вернувшись к столу, Святослав заговорил отрывисто и резко:
— Воевода Сфенкал, отведи торговые караваны от Киев-града в залив Вышгорода. Часу не медля! А там собери мне гостей русских и иных земель на вече. Хочу речь держать перед ними. Ступай!
Вышгородский воевода Сфенкал, смуглый лицом, широкобровый, среднего роста человек почтительно поклонился великому князю:
— Сполню, как велишь!
— Каждому из вас, — Святослав обвел взглядом соратников, — занять крепости на горах Киевских и стоять насмерть! В подмогу Асмуд и Вуефаст дадут вам оружных сторонников... И помните — не един Киев-град защищаем мы, но всю землю Святорусскую. Падет Киев-град, поляжем костьми мы, тогда погибнуть может Русскяя земля. Кто как биться будет, того Русь после сечи спросит... У тех, кто жив останется. А мертвые срама не имут! Поспешайте каждый к делу своему!
