– Что в тех документах, мне неизвестно. Это правда. Гарднер – не мой вопрос. Им занимаются другие люди… подотчетные Управлению.
Кесслер допил остатки коньяка, повертел в руках чашку и, улыбнувшись, поднял глаза на следователя:
– Тоже уклончиво. Но это ведь я так спросил, из любопытства. Ни штурмбаннфюрер, ни его документы, о которых я ничего не знаю и о которых ничего и… ни от кого даже не слышал, – с нажимом на последние слова проговорил Кесслер, – меня не интересуют.
Пакстон подошел к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся:
– В вашем лице, господин Кесслер, опасно иметь не то что врага, а даже недоброжелателя.
После того как следователь ушел, Кесслер с облегчением вздохнул, устало лег на кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза: сейчас ему предстояла работа не менее трудная, чем та, которую он только что проделал. Ему предстояло прокрутить в уме всю встречу, весь разговор со следователем – с самого начала, с того момента, как только тот вошел, и до самого конца. Это необходимо было сделать не только для того, чтобы проконтролировать и проанализировать себя, это необходимо было сделать и для того, чтобы определить линию поведения на будущее, на время предстоящей встречи с представителем американской разведки.
О том, что во время этой встречи последует предложение от американцев о сотрудничестве, теперь Кесслер знал наверняка. Важно было другое: предложат ли ему работу в качестве штатного сотрудника, или же последует предложение стать их агентом. И в том и в другом случае Кесслер решил предложение принять, но от того, какой из вариантов ему будет предложен, от этого будет зависеть и его, обер-лейтенанта Кесслера, линия поведения. Эту линию ему и надлежало сейчас проработать для каждого из вариантов.
«А он, узнав о докторе, испугался, – подумал Кесслер о следователе. – Причем очень сильно испугался. Мой расчет на то, что на взвешенное осмысление ситуации у него не будет времени, оправдался с лихвой. Иметь в лице Пакстона если не союзника, то хотя бы доброжелателя – большая удача».
Пролежав неподвижно минут десять, Кесслер перевернулся на бок. «Зачем Пакстон так настойчиво подсовывает ко мне медсестру? Между ним и мной сложились настолько доверительные отношения, что от нее обо мне ничего нового он не узнает. Не понимать этого он не может. Тогда зачем? Надеются в будущем меня этим компрометировать? Глупо… Привязать меня к ней, сыграть на чувствах? Как вариант… Она красива, стройна, при желании влюбить в себя молодого офицера-фронтовика, долгое время лишенного женского общества, вполне может. А любовь – это такая штука, которая делает из мужиков пластилин: лепи потом из них что хочешь. Не всех, конечно, но примеров тому множество. Зачем им нужен я пластилиновый? – На этот вопрос Кесслер долго не мог ответить. Точнее, ответ у него был, но безальтернативный: хотят привязать к себе как можно крепче и как можно надольше, но вот в качестве кого? – Ладно, время покажет. Пока буду петь под их музыку. Согласившись на контакт с Трейси, я сделал все правильно. Именно так должен был поступить истосковавшийся мужик; обратное вызвало бы и удивление, и подозрение. Вот только результата в сегодняшней встрече с очаровательной медсестрой необходимо добиться противоположного: не того, которого они ожидают. Ну что, обер-лейтенант, придется тебе сегодня постараться».
Кесслер взял с тумбочки колокольчик, но звонить не стал. Была смена молодого улыбчивого негра по имени Джон; обер-лейтенант знал по именам всех четверых охранников, которые попеременно несли вахту у его двери. Кесслер поднялся и вышел в коридор; Джон тут же встал и широко улыбнулся.
«Почему у негров всегда такие белые зубы? – подумал Кесслер, стоя перед солдатом и засунув руки в карманы пижамной куртки. – Или это простой обман зрения? Белизну подчеркивает контраст с темной кожей? Да, наверное… Если меня выкрасить черной краской, я тоже буду сверкать зубами, как фарами в ночи. Нет, лучше не надо…»
– Ну что, Джон, тяжела армейская служба?
– Я только выполняю приказ, сэр.
– Это похвально. После тебя придет выполнять приказ Дик? Я ничего не путаю?
– Все правильно, сэр, в восемнадцать часов меня сменит бедняга Дик.
– Почему – бедняга?
– Он вчера немного перебрал русской водки: они с одним сержантом где-то раздобыли несколько бутылок. Сегодня утром на них обоих было жалко смотреть. Особенно страдал Дик.
– Может, это русские совершили диверсию по выводу американских солдат из строя, а? Как думаешь?
– Нет, сэр, – еще шире (хотя, казалось бы, – куда?) улыбнулся Джон. – Мы с русскими союзники. Они неплохие парни, я встречался с некоторыми из них. Они не станут устраивать диверсии против нас. Просто Дик не знает меры, особенно со спиртным.
– Ну что ж, значит Дик виноват сам, пусть пеняет на себя. Вот что, приятель, отведи-ка ты меня в душ, – Кесслер похлопал улыбчивого негра по плечу. – До обеда еще есть время, хочу немного освежиться.
– Есть, сэр.
Медсестра, раскладывая принесенный обед на столе, услышав предложение Кесслера поужинать с ним и скрасить своим присутствием его одиночество, на секунду замерла, затем залилась краской (если это была игра, то выполнена она была потрясающе; как можно заставить себя покраснеть?) и молча сделала книксен.
Согласием это еще не было, это можно было расценить и как вежливый отказ.
– Не могли бы вы включить в меню нашего ужина бутылку хорошего французского вина? – сделав ударение на слове «нашего», Кесслер решил добиться от женщины более конкретного ответа. – К сожалению, сейчас я лишен возможности угощать вас, но в будущем, надеюсь, такая возможность у меня появится.
– Вино не входит в рацион господина обер-лейтенанта, – мисс Трейси бросила на него кроткий взгляд, – но я постараюсь что-нибудь придумать.
Это было уже согласие безоговорочное.
Следователь Бартон пришел в два часа дня. Джон, не имевший права пропускать к охраняемому объекту кого бы то ни было, кроме оговоренных лиц, но предупрежденный следователем Пакстоном, пропустил Бартона без лишних вопросов.
Кесслер, лежавший в послеобеденной дреме, поднялся навстречу визитеру.
– О-о, прошу меня извинить за то, что я невольно прервал ваш отдых… – смутился следователь; он действительно не ожидал, что его визит окажется так некстати. Ситуация выглядела если не комично, то весьма забавно. – Мистер Пакстон не предупредил меня… Я следователь Бартон… Это меня вы спасли от нападения бандита.
– Здравствуйте, мистер Бартон. Ничего страшного. И пришли вы очень кстати. Я уже порядком устал от этого отдыха. Фраза «устал от отдыха» звучит глупо, но точно. Я именно устал от отдыха. А о вашем визите мистер Пакстон меня предупреждал.
