Дюкен подошел ближе к Кенне, которая боролась с мужчинами, державшими ее, и, протянув руку, дотронулся до щеки молодой женщины.
– Смотри, – сказал он низким голосом. – Я прикоснулся к тебе, но я по-прежнему стою здесь. Как я уже сказал, все в замке лжецы. Уведите ее.
Чем больше она боролась, тем крепче держали ее мужчины, таща на улицу, где она лицом к лицу столкнулась с Грир.
– Ой! – воскликнула она. – Что…
Кенна крепко сжала губы и помотала головой, а двое мужчин оттолкнули Грир и вывели Кенну наружу.
– За мной придут мои друзья! – крикнула она, когда мужчины подняли ее и понесли к церкви. – Мои друзья придут!
Ошеломленная Грир стояла рядом с таверной и наблюдала, как ее лучшую подругу волокут по улице, и никто ничего не делает, чтобы помочь ей. Прежде чем молодая женщина сообразила, что ей делать дальше, дверь таверны открылась снова, и немолодой седовласый мужчина, улыбаясь, вышел на солнечный свет.
– Ой, Кенна, – прошептала Грир и, опустив пониже голову, последовала за мужчинами, приблизившись настолько, насколько ей хватало смелости. – Во что ты нас втянула?
На следующее утро солнце, казалось, вставало медленнее обычного. Мария лежала на своей стороне кровати, вцепившись в ее край и глядя в окно, наблюдая, как небо становится оранжевым, затем розовым, а затем выцветает до бледно-голубого. Этот рассвет был таким же красивым, как те, что она видела раньше, но все же она не могла изгнать из себя грусть.
Полусонный Франциск перевернулся, натянул простыню и обнял супругу за талию. Удовлетворенно вздохнув, он положил свою руку на ее плоский живот и прижался лицом к ее затылку. В отличие от Марии последние события не лишили его сна. Она же не спала, казалось, всю ночь, уставившись на полог над кроватью и пытаясь найти решение, которое спасет всех.
Ей была невыносима мысль о том, чтобы приговорить двух девочек к смерти. Ей была невыносима мысль, что Франциск будет выглядеть слабым из-за взбунтовавшихся крестьян. Ей была невыносима мысль, что она еще один день проведет без малыша, растущего внутри ее. Девочки в замке стали болезненным напоминанием о том, что она оставалась бездетной. Она слишком привязалась к ним. Ей нужно было начать мыслить как королеве, а не как ребенку, который вырос под дамокловым мечом возможных покушений и преследований. Было так легко увидеть себя в Алис, но королева вряд ли может позволить себе сочувствовать.
Из всего, что мучило ее, с одним она могла справиться сейчас. Перевернувшись, Мария сплела свои ноги с ногами мужа и приникла своим прохладным нежным телом к его. Франциск вытянул губы для поцелуя, его глаза все еще были закрыты, а Мария запустила пальцы в его волосы, легонько потянула, как ему нравилось, и нежно прикоснулась к его губам.
– Мне снится сон? – прошептал Франциск, когда ее губы отправились в путешествие вниз к его шее, ее руки гладили крепкие мышцы на его спине. – Приятный способ начать день.
Мария откинула длинные пряди каштановых волос с глаз и прижалась своим лбом к его.
– Я хочу дать тебе дитя, – ответила она, поглаживая его лицо кончиками пальцев. – Я хочу, чтобы в садах бегали наши сыновья и дочери и играли в секретных переходах, как мы делали когда-то.
Франциск осторожно перевернул ее спиной на кучу пуховых подушек.
– Ты такая красивая, когда просыпаешься, – сказал он и замер, чтобы сохранить этот момент в памяти. – Именно тогда ты моя.
Мария улыбнулась. Она чувствовала себя нежной и любимой. Чувство, которое казалось таким забытым.
– Я всегда твоя, – пообещала она. – И не только твоя королева.
– Франциск! Мария!
Дверь в их личные покои резко распахнулась, и единственное, что успела сделать Мария, – обернуться в простыню, прежде чем без разрешения к ним ворвалась Екатерина в сопровождении слуг.
– Матушка! – воскликнул Франциск, когда упал назад в постель, а его лицо густо покраснело. – Что ты здесь делаешь?
– Слава богу, с вами ничего не случилось. – Екатерина, все еще в ночной рубашке, с растрепавшимися после сна косами, подлетела к кровати, обняла сына, и потом Марию. – Как только я обо всем услышала, захотела увидеть вас собственными глазами.
– Что случилось?! – воскликнула Мария, плотнее заворачиваясь в простыню, с удивлением наблюдая, как вслед за королевой-матерью в комнату входит еще полдюжины стражников. – Почему вы здесь?
– Случилась еще одна смерть, – сказала Екатерина с мрачным лицом, в котором однако не было испуга. – Умерла еще одна служанка.
Дюкен сидел на табурете для дойки у входа в хлев. Маленькая масляная лампа висела на стене рядом с его лицом, высвечивая его профиль в кромешной тьме. Кенна, не желая показывать, как она напугана, отодвинувшись как можно дальше от него, сидела замерзшая, на грязной соломе, а через щели в стенах не пробивалось ни лучика света. В хлеву было так темно, что она даже не могла сказать, большого ли размера это помещение, но ей казалось, будто бы Дюкен находился прямо рядом с ней, хотя не самом деле это было совсем не так, и ей было видно только его лицо, словно парящее в воздухе.
– Если бы Феврье сбежали, как я предлагал, ничего бы этого не случилось, – говорила низким голосом голова без тела. Что бы он ни планировал, он не торопился. – Скажи мне, твой король действительно послал женщину одну назад в деревню?
– Скажи, зачем ты пытаешься всех убедить в том, что Алис ведьма? – ответила Кенна вопросом на вопрос.
– Она ведьма, – проговорил он. – А теперь она мертва.
Кенна улыбнулась в темноте.
– Нет, с ней все в порядке, и она живет под защитой королевы. Что будет, если жители узнают, что она жива?
– Жители верят в то, во что я говорю им верить, – сказал Дюкен, меняя позу на табурете, и его лицо растворилось во тьме. – И если каким-то образом ей удастся выжить и наслать на королеву заклятие – это будет лишь еще одним доказательством ее черных сил.
– Я знаю, что вы строите мельницу на землях Феврье. – Кенна быстро выложила свои карты, надеясь удивить его и заставить признать вину. Хотя она и была его пленницей, однако неплохо было бы узнать правду. – Я знаю, что ты убил всех этих людей.
Дюкен прищелкнул языком и рассмеялся.
– Ты ничего не знаешь, – сказал он. – Дерзость некоторых женщин в наши дни шокирует меня.
– Почему ты не построил мельницу на своей земле? – настаивала на своем Кенна. – Зачем тебе их земли?
– Я уже сказал: ничего ты не знаешь, – ответил Дюкен. – Нельзя построить мельницу без реки, а после того, как покойный король отобрал у меня земли, у меня больше ее нет.
Кенна закрыла глаза. Даже после своей смерти Генрих все равно создавал проблемы.
