Но военные неудачи и жестокая реакционная политика в последние годы правления Людовика XIV внушили всей стране ненависть к королевскому окружению. Кризис абсолютизма порождал в различных слоях населения стремление к реформам. В этих условиях Филипп Орлеанский, находившийся в опале при старом дворе, привлек к себе надежды и симпатии оппозиционных кругов. Чем больше преследовала Филиппа деспотическая госпожа де Ментенон, обвинявшая его в безвременной гибели сыновей и внуков короля, чем более яростно герцогиня дю Мен грозилась убить его собственными руками, тем с большим интересом приглядывались к нему люди, недовольные политикой последних лет. На стороне герцога Орлеанского оказался парламент, чьи привилегии беспощадно ущемлялись Людовиком XIV. Кандидатуру Филиппа Орлеанского поддержали и недовольные королевской политикой круги крупной буржуазии. В его пользу высказались и некоторые представители старой феодальной аристократии, возмущенные возвышением незаконных сыновей короля — герцога дю Мен и графа Тулузского, возведенных в ранг принцев крови и пэров Франции.
Европейские державы также пытались оказать влияние на выбор регента. Особенную заинтересованность в этом вопросе проявила Испания. По Утрехтскому договору (1713), который подвел итоги кровавой войне за Испанское наследство, европейские державы согласились признать испанским королем родного внука Людовика XIV — Филиппа V. Вступив на испанский престол, Филипп V был обязан официально отречься от всяких притязаний на французскую корону. Однако новый испанский король принял самое горячее участие в тайной борьбе за власть, которая велась во Франции. Он сам хотел стать регентом при малолетнем короле; в случае же неудачи он был готов выдвинуть на этот пост безличного, слабохарактерного герцога дю Мен.
Иную позицию занимала в этом вопросе Англия. Стремление Филиппа V объединить Испанию и Францию под эгидой единой власти, выразившееся в его известной фразе: «Нет больше Пиренеев!» — вызывало решительный протест в Лондоне. Усиление Испании ставило под угрозу выполнение весьма выгодного для англичан Утрехтского договора. Вместе с тем, учитывая враждебные отношения между Филиппом V и Филиппом Орлеанским, английская дипломатия рассчитывала, что при герцоге Орлеанском Франция откажется от прежней внешней политики и вступит в союз с Англией против Испании. В последние месяцы жизни Людовика XIV борьба приняла особенно острый характер. Кардинал Альберони, первый министр Филиппа V, посылал в Париж своему послу принцу Сел-ламару депеши — одну более спешную и более грозную, чем другую — требуя у него проникнуть в тайны королевского завещания и создать придворный заговор в пользу Испании. В это же время английский посол от имени короля Георга I прямо предложил Филиппу Орлеанскому поддержку своего правительства.
Не решаясь официально лишить герцога Орлеанского регентства, принадлежавшего ему по праву, старый король под давлением придворных кругов в своем завещании попытался сделать власть будущего регента номинальной. Управление королевством фактически вручалось Совету регентства, составленному в большинстве своем из его прежних приближенных. Командование войсками и наблюдение за воспитанием малолетнего Людовика XV по завещанию передавалось герцогу дю Мен.
Полный нетерпения свести счеты с покойным королем и его окружением и ввернуть свои привилегии, парламент спешно собрался на другой же день после смерти Людовика XIV. Вопреки завещанию, регент получил полную свободу в управлении государством, а притязания герцога дю Мен были решительно отвергнуты. Потерпев поражение, придворная камарилья затаила злобу.
Важнейшим актом новой внешней политики Франции было заключение так называемого Четверного союза (1718), в котором объединились Англия, Австрия, Голландия и Франция. Союз этот фактически был направлен против Испании. Он требовал от Филиппа V соблюдения условий тягостного для него Утрехтского мира и отказа от всяких притязаний на итальянские провинции. Переход Франции на сторону Англии, старого и заклятого врага Испании, был большим ударом для Филиппа V. Чтобы разрушить Четверной союз и оторвать Францию от Англии, было решено совершить во Франции государственный переворот, использовав для этого оппозиционную регенту придворную знать. Таковы были непосредственные политические причины, вызвавшие к жизни так называемый «Заговор Селламара» (1718 год). Заговор просуществовал всего несколько месяцев и был раскрыт еще в декабре 1718 года.
Не желая ссориться с влиятельнейшими семьями Франции, тем более что страна спешно готовилась к войне и особенно нуждалась в гражданском мире, регент был склонен проявить снисходительность по отношению к арестованным заговорщикам. Большинство участников заговора и, в первую очередь, его сановная верхушка вскоре были освобождены.
10 января 1719 года Франция объявила войну Испании. Не в состоянии сопротивляться союзным войскам, Испания признала свое поражение. Кардинал Альберони, вдохновитель заговора Селламара, пал, а в феврале 1720 года Испания присоединилась к Четверному союзу. Но надеждам, которые буржуазные круги во Франции в какой-то мере возлагали на Филиппа Орлеанского, так и не суждено было сбыться. Эпоха регентства была периодом дальнейшего углубления кризиса феодально-абсолютистской системы. Все попытки регента вывести страну из экономического тупика закончились полной неудачей. Внутриполитические реформы проведенные герцогом Орлеанским, имели половинчатый, непоследовательный характер. В последние годы регентства он отказался и от этих реформ, и правление его приняло деспотические черты.
Заговор Селламара послужил Александру Дюма сюжетом для его романа «Шевалье д'Арманталь». Сам Дюма считал этот роман одним из наиболее занимательных своих произведений. Роман был написан в начале 1840 года, в счастливую пору расцвета таланта и первых шумных успехов Дюма-романиста, вскоре после триумфов «Капитана Поля» и за» несколько лет до появления знаменитой эпопеи о трех мушкетерах.
В исторических романах Дюма по-своему отразился тот необычайный интерес к историческому прошлому, который составляет одну из характерных черт духовной жизни европейского общества в первую половину XIX века. В те годы зачастую называли XIX столетие «веком истории». «Все принимает теперь форму истории», — писал французский романтик Шатобриан.
Политика стала мощным стимулом интенсивного развития исторической науки. В начале XIX века, в эпоху между первой и второй революциями во Франции, буржуазная историография достигла вершины своего развития. Французские историки эпохи Реставрации — Гизо, Минье, Тьерри и др. пои всей противоречивости и буржуазной ограниченности их науки по-своему, как указывают Маркс и Энгельс, стремились к материалистическому пониманию истории и объяснению классовой борьбы в современном обществе. Именно в эти годы необычайного обострения интереса к истории возникли и достигли больших художественных успехов жанры исторической драмы и исторического романа.
