— Это подвязка! — вскричала госпожа Гратанбуль.
— Нет, ты ошибаешься, это принадлежность мужского туалета, это помочь, нечего сомневаться. Итак, господа, кто из вас ее оставил на сеновале? Как вы молчите, удивляюсь. Если бы я потеряла свою подвязку, то уверяю вас, что не поцеремонилась бы ее взять.
— Э, да это помочь Анжело, — вскричала Элодия.
— А ты видала помочи Анжело? — Кюшо с удивлением взглянул на свою жену.
— Что же тут удивительного, не всегда же он надевает жилет, да к тому же ему эти помочи подарила одна женщина в Самссе. В тот же день он нам их показал. Не правда ли, Альбертина?
— О, я столько помочей видала на своем веку, что об этих помочах совсем не помню.
— Наверное, — сказал Дюрозо, — помочь, найденная мальчиком на сеновале, принадлежит Анжело. Гм… Эта, верно, вещь и наводит меня на мысль, что в эту ночь…
— Господа, — восклицает госпожа Гратанбуль, наливая себе чашку кофе, — я не выходила из своей комнаты, свидетельница — моя дочь. Я спала на спине и не шевелилась целую ночь.
— Тебе нечего объясняться, никому не вздумается тебя подозревать. Что кому за дело до того, что ты спишь на спине. Не болтай, завтракай.
— Я сплю с мужем, — заметила Элодия, — не все дамы могут этим похвалиться.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила с живостью Зинзинета.
— Она в наш огород камушки бросает, — пояснила Альбертина. — Мне все равно, я смеюсь над этим. Будь я возлюбленной Анжело, я не скрыла бы этого. Я совершеннолетняя и свободная.
— К несчастью, я давно знаю, что твои года вышли, — проворчала госпожа Гратанбуль.
Госпожа Рамбур не вмешивалась в этот разговор, она вздыхала, опускала глаза, казалась смущенной, уронила тарелку и делала все, чтоб привлечь на себя подозрения, но старанья ее оказались тщетны.
Раздавшийся сверху шум привлек всеобщее внимание. В зал вбежал хозяин гостиницы. Вид его был свиреп: глаза страшно сверкали, колпак его был смят, он размахивал руками и, казалось, всем угрожал, произнося слова, которые никто не понимал.
— Что с вами, господин Шатулье, у вас глаза хотят выскочить, разве не удалось вам сварить суп без говядины?
— Господа, это даром вам не пройдет, это невыносимо гадко! Мой честный дом…
— Верим, верим, только ваш вид подозрителен…
— Это не шутка, вы мне все ответите, не исключая дам.
— Да что случилось с ним, он с ума сошел, чего он расходился!
— Я взбешен! Я сейчас видел Анжело в комнате Вишенки, понимаете ли вы, что это значит, господа?
— Понятно, очень понятно. И из-за этого вы шумите?
— Разве это безделица? Я не спущу. У меня давно появилось подозрение, я подкрался к комнате этой негодной девчонки, подхожу к двери и слышу… я не могу сказать, что я слышал, вы, верно, догадываетесь.
— Скажите, скажите, господин Шатулье, надобно, чтоб мы поняли! — восклицает Дюрозо.
— Я остолбенел, — продолжает Шатулье, — я слегка толкнул дверь, она тотчас же отворилась, понимаете ли вы это….
— Понимаем, понимаем, влюбленные неосторожны.
— Я вхожу, но вдруг бросается на меня ваш товарищ и ударяет кулаком по голове.
— И пришлепнул ваш колпак блином. Это мы видим.
— Затем Анжело взял и вытолкал меня из комнаты. Это злоупотребление, обольщенье, коварство, насилие…
— Представляю нового члена нашей труппы, — сказал в этот момент Анжело, вошедший в зал под руку с Вишенкой.
Появление Вишенки произвело магическое действие на все общество. Молодая девушка в эту минуту так была хороша собою, что нельзя было не любоваться ею. Наряд ее состоял из простого ситцевого розового цвета платья, но платье это так ей шло, так обрисовывало ее стройную талию, что ничего лучшего нельзя было для нее придумать. На шее ее была надета белая косынка, завязанная бантом, роскошные волосы ее ниспадали локонами. От волненья щеки Вишенки пылали, вообще она была прелестна. Даже женщины должны были сознаться в этом. Мужчины не могли отвести от нее глаз. После минутного молчания, воцарившегося вследствие этой неожиданности, Элодия восклицает:
— Как, членом нашей труппы должна быть эта служанка? Что за неуместные шутки, Анжело!
— Я вам серьезно говорю, господа, эта девушка поступит в нашу труппу, она счастливо одарена природой, у нее есть голос, я берусь учить ее, она будет иметь успех… А что касается замечания нашей первой певицы, то оно вполне неуместно. Поприще, на которое теперь вступает Вишенка, требует от нее только таланта, что кому за дело, чем она была до сих пор, все зависит от ее личных способностей. Было много знаменитых актеров, происхождение которых гораздо ниже Вишенки. Я не буду более об этом напоминать, если Вишенка будет принята.
— Я служил у нотариуса, — пробормотал Гранжерал.
Дюрозо кивнул:
— Девушка эта хороша, конечно, никто этого не может отрицать, но ты знаешь, что наша труппа в полном составе. Наша выручка иногда бывает очень незначительна, а ты требуешь увеличения расходов.
— Вишенка не увеличит ваш расход, она будет содержаться на мой счет. Она не будет требовать бенефиса, к тому же вам известно, что хорошенькое личико — важное приобретение для театра. В заключение я вам объявил, если вы не примете в свою труппу Вишенку, то я выхожу.
Угроза подействовала, никто не хотел, чтобы Анжело оставил труппу. Мужчины высоко ценили его способности, женщины любили его, несмотря на его неверность. И Вишенка была принята! Монтезума посадил ее рядом с собой за стол, где она вчера прислуживала.
Глаза господина Шатулье, до сих пор молча слушавшего, сверкнули гневом. Он бросился к девушке, с тем чтоб ее увести.
— Как смеешь, я не позволю тебе сесть, я не знаю, что угодно этим господам, я не пущу тебя. Ты не знаешь разве, что над тобой издеваются. Поди, переоденься, надень свой фартук…
Трактирщик не мог далее говорить, Анжело подошел к нему, схватил его за плечи и отбросил на другой конец зала. Затем подошел к Вишенке и, обращаясь к Шатулье, сказал:
— Господин Шатулье, принесите тарелку Вишенке и перестаньте сердиться.
— Вы не имеете права, господин Анжело, распоряжаться моей прислугой.
— Вы забыли, господин хозяин, что рассказали нам вчера историю Вишенки. Вы ее взяли к себе, потому что нашли у умершей кормилицы тысячу пятьсот франков, ведь не человеколюбие руководило вами, вы были заинтересованы. Не будь этих денег, вы оставили бы Вишенку на произвол судьбы. Вы приняли Вишенку на условии не стеснять ее свободы. Не так ли, господин Шатулье?
— Может быть, — пробормотал Шатулье, — все-таки это… какая же она актриса, она даже не умеет хорошо произносить: «Кушанье готово». Вишенка, ты скажи сама, неужели ты будешь так неблагодарна и уйдешь от нас. По собственному ли желанию делаешь ты это?
