Полковникам Хмельницкий отдельно объяснил, что татарский чамбул будет действовать самостоятельно:
— Карачи-мурза прикроет нас с севера и в случае чего преградит дорогу войскам Потоцкого, если он вздумает поспешить на помощь Лупулу. Конечно, татары пограбят молдован, но тут уж ничего не поделаешь.
Носач, Пушкарь и Дорошенко переглянулись между собой, отдав должное изяществу спланированной гетманом операции. Действительно, как бы коронному гетману не хотелось помочь молдавскому господарю, вряд ли он рискнет вступить в сражение с татарским воинством, учитывая, что между крымским ханом и польским королем действует соглашение о мире и взаимопомощи.
— Но и нам нельзя особенно расслабляться, — подчеркнул Хмельницкий. — Быстрота и еще раз быстрота — вот залог успеха. Нельзя допустить, чтобы Лупул удрал из Ясс. Мы должны действовать молниеносно.
Но, как известно, человек предполагает, а один лишь Бог располагает, и даже хорошо продуманным планам не всегда суждено осуществиться в точном соответствии с замыслом. На рассвете следующего дня шеститысячный казацкий корпус перешел по наведенным брацлавским полковником мостам Днестр и, захватив Сороки, неудержимой лавиной устремился к Яссам, почти не встречая сопротивления на своем пути. Однако как ни стремительны и резвы были казацкие кони, молва опережала их бег. Едва первые слухи о том, что Хмельницкий занял Сороки и появился на просторах Молдавии дошли до Ясс, Лупул, не желая испытывать судьбу, забрал семью и устремился к Сучаве, надеясь отсидеться за стенами этой мощной крепости до подхода войск Николая Потоцкого, которому написал слезное письмо о помощи. Беглый господарь напоминал коронному гетману об обязательствах Речи Посполитой по оказанию ему военной помощи, жаловался, что Хмельницкий и татары вынудили его оставить свою столицу и искать убежище на чужбине.
Запорожский гетман не сомневался, что Лупул поступит именно так, поэтому послал Дорошенко к Сучаве в качестве парламентера, когда сам еще находился в Яссах.
— Передай господарю мое письмо, Петро, — сказал он молодому хорунжему, — а на словах объясни, что мы не собираемся отнимать у него Молдавию. Мы предлагаем мир, дружбу и союз, скрепленный браком Тимоша с его дочерью.
Лупул, уверенный в том, что коронный гетман придет к нему на помощь, встретил посла Хмельницкого с плохо скрытой враждебностью.
— Гетман предлагает мне дружбу, — надменно произнес он, бегло пробежав глазами врученное ему Дорошенко послание, — но разве добрые друзья приходят в гости незваными и выгоняют хозяина из собственной хаты? Пусть казаки сначала возвратятся к себе на Украйну, а потом уже будем вести речь о свадьбе, как заведено исстари, со сватами, а не с пушками.
— Ну, что же, — пожал плечами Хмельницкий, когда возвратившийся в Яссы генеральный хорунжий доложил ему о результатах поездки в Сучаву, — я и не надеялся на его благоразумие. Значит, будем гнать его и дальше, как зайца.
Узнав о том, что казаки двигаются на Сучаву, Лупул решил было бежать в Хотин, но в это время прибыл гонец с посланием от Николая Потоцкого. «Ты просишь меня о помощи, — писал в сильном раздражении коронный гетман, — будто не знаешь, сколько мук и страданий я претерпел от этого изменника сам. Он и сына моего погубил и мое войско разбил, а самого меня неделю держал прикованным к пушке. После этих издевательств отдал меня Тугай-бею и только по милости хана и за большой выкуп, я освободился из плена. Белонна сейчас на его стороне и фортуна ему покровительствует больше чем нам…». Потоцкий в письме лукавил, он поначалу отдал приказ выступать на помощь Лупулу, но, узнав, что на его пути стоит двадцатитысячный татарский корпус, не рискнул покинуть Каменец.
Между тем, передовые казацкие отряды уже подошли к Сучаве, перекрыв дорогу на Хотин, и незадачливый господар вынужден был покориться судьбе. Встретившись с Хмельницким, он подтвердил свое обещание выдать дочь за Тимофея, но попросил отсрочки, ссылаясь на ее юный возраст. Также он клятвенно обещал не вмешивать поляков в свои отношения с Войском Запорожским и не интриговать против казаков. Удовлетворенный достигнутой победой, Хмельницкий возвратился в Чигирин, а Карачи-мурза, захватив большой полон из молдаван, отправился к Перекопу. Теперь, обезопасив себя со стороны Турции и Крыма, а также получив какую-никакую поддержку от Лупула, запорожский гетман чувствовал себя в относительной безопасности. Кроме того, за его спиной стояло Московское государство, на территории которого Войско Запорожское всегда могло укрыться в случае военной неудачи.
Глава пятая. На пороге новой войны
Часть Подольской возвышенности между Збручем и Случем являлась линией разграничения территорий Войска Запорожского и Польши, которую по условиям Зборовского мира коронные войска не имели права переходить. Формально эти земли относились к Брацлавскому полку, но фактически здесь всем распоряжались несколько предводителей местных опрышков, известных как левенцы. Большая часть из них были местными, галицийскими крестьянами, часть молдаване. Сразу после Желтых Вод, когда вся Подолия была охвачена крестьянским восстанием, местные жители тоже объединились в повстанческие отряды, но с Хмельницким соединяться не стали, а начали изгонять с этих мест польских панов самостоятельно, установив на своих землях самоуправление во главе с одним из атаманов, молдаванином, по прозвищу Мудренко. После Зборовского мира коронные войска не должны были входить на эти территории, а брацлавский полковник Нечай не стал конфликтовать с Мудренко и оставил все, как есть, тем более, что поначалу опрышки вели себя спокойно и порядка не нарушали. Формально они подчинялись Семену Высочану, предводителю галицких опрышков, но фактически действовали самостоятельно, на свой страх и риск.
Так этот край и оставался, по сути, ничейной территорией до середины лета. Но как раз в то время, когда Хмельницкий перешел Днестр и гонялся за Лупулом по всей Молдавии, Мудренко со своими людьми захватил Гусятин и Сатанов, куда в это время возвратились некоторые польские помещики, ставшие откровенно притеснять посполитый люд. Убийства никого из них Мудренко не допустил, но все они были выдворены за пределы обоих городов, а документы на землю у них изъяли и уничтожили, как это было в обычае у опрышков.
Коронный гетман, который незадолго до этих событий вынужден был отказать в помощи молдавскому господарю, получив известие о самоуправстве опрышков, был рад случаю хоть чем-то досадить ненавистному Хмельницкому. Не мешкая, он выступил со своими хоругвями к Гусятину и, окружил город, где в это время находились вожди опрышков во главе с Мудренко. Хотя те и не стали оказывать сопротивление, месть коронного гетмана была ужасной. Мудренко и еще двадцати его соратникам поляки отрезали носы, уши и выкололи глаза, после чего в таком виде посадили на телеги и отвезли к ближайшему казацкому гарнизону, оставив издевательское письмо от Потоцкого, что это его подарок запорожскому гетману. Некоторых других наиболее активных участников восстания королевские солдаты сажали на кол, вырезали ремни со спины, четвертовали. Стон стоял по всему Приднестровью.