«Что с ними делать? – подумал Богданов. – Отпустить нельзя, в плену держать опасно. Сотня здоровенных мужиков, рано или поздно сбегут, да еще сторожей задавят…»
– Вы служите за плату? – спросил лейтенант.
– Как все…
Богданов задумался. В полку ночных бомбардировщиков пилотам платили, как и техперсоналу. В бомбардировочных полках доплачивают за каждый боевой вылет, истребителям – за сбитые самолеты. Разумеется, воюют не за деньги, тем не менее их получают. Наемник прав. Только денег у Богданова нет. Сомнительно, что у Проши найдутся. Город разграблен, окрестные земли – тоже. Финчасть полка далеко, к тому же располагает бумажными купюрами. В этом мире ценят золото, на худой конец – серебро. «Чем платить? – размышлял лейтенант. – Не трудоднями же?» Внезапно его осенило.
– Почем орден выкупает пленных? – спросил Богданов.
– Смотря кого! – сказал Конрад. – До ста марок за рыцаря, десять – за полубрата, кнехтов не выкупают вовсе.
– Сколько платят наемникам?
– Марка серебра на копье в месяц.
– Если я предложу выкуп отслужить? Это справедливо?
Теперь задумался Конрад.
– Спрошу у парней!
Капитан шагнул за щиты, и те сомкнулись.
– Товарищ лейтенант! – спросила Лисикова. – О чем вы говорили? Вроде по-немецки, но непонятно. Немецкий я знаю. Что за язык?
– Швейцарский! – сказал Богданов. Он только теперь понял, что вел переговоры не по-русски.
– Нет такого языка! – сказала Лисикова. – В Швейцарии говорят на немецком, французском, итальянском и ретро-романском.
– На ретро-романском! – сказал лейтенант.
– Где учили? – заинтересовалась Лисикова.
– Летал в Швейцарию! Пивка попить, на ретро-романском перемолвиться! У нас это запросто!
Лисикова надулась. «А ты не суйся!» – позлорадствовал Богданов. Лезет не спросясь! Кто просил следом тащиться? А если б наемники стали стрелять? Они же профессионалы! Или метнут свою железку – «русиш капут»! Кольчуга для этого топора на оглобле что деревянные ворота для «эрэса». Убьют обоих – кто самолет поведет? Кто правду дома расскажет? Гайворонский, наверное, уже руки потирает: перелетел лейтенант к немцам! А она нотациями: «Пленных нельзя убивать!» Как будто не знаем! Иногда надо…
Конрад появился скоро.
– Два месяца! – сказал твердо. – Не больше. Потом – за плату!
– Идет! – сказал Богданов.
– Кормление само собой! – напомнил Конрад. – Оружие и коней не отбирать!
Богданов кивнул. Конрад повернулся и скомандовал. Лязгнул металл, и щиты исчезли. Вместо ежа вырос строй латников. На площадь вышел и стал лицом к наемникам странный воин в латах. Из-под них спадала до сапог коричневая ряса. Макушка на голове воина была выбрита, в руках он держал крест и книгу. «Так это монах!» – сообразил Богданов. Монах поднял крест, наемники с грохотом опустились на колени. Конрад занял место впереди.
– Присягаем на верность кондотьеру Богдану, – сказал он, подняв правую руку, – и клянемся выполнять любые его приказы.
– Клянемся! – железно сказали воины.
– Присяга наша действует два месяца и закончится к Рождеству Богородицы, если кондотьер не продлит договор на иных условиях. А до сего дня клянемся не щадить жизней своих, сражаясь за кондотьера и близких его.
– Клянемся! – грохнули воины.
Конрад встал, перекрестился и поцеловал протянутый монахом крест. Монах с крестом подошел и к Богданову. Летчик сообразил в последний момент. Неуклюже обмахнувшись правой рукой, коснулся губами темного дерева. «Видел бы меня Гайворонский!» – мелькнула мысль. Монах повернулся к строю. Наемники вскочили и гулко ударили в щиты.
– Слава кондотьеру! – рявкнула сотня глоток.
Богданов повернулся к своим.
– Швейцарский сотник Конрад с воинами перешел к нам на службу! – крикнул он как мог громче. – Они будут охранять город и сражаться с врагами. Обиды им не чинить, на чинимые ими обиды жаловаться, самим суд и расправу не творить. Ясно?
Толпа колыхнулась и вдруг взорвалась радостным воплем. Люди хлынули на площадь. Прежде чем Богданов успел что-то предпринять, его подхватили и понесли на руках. Он попытался сопротивляться – не вышло. Мелькнуло испуганное лицо Лисиковой – ее тоже несли. Возле коня Евпраксии толпа раздалась, Богданов с радостью скользнул на землю. Лисикова оказалась рядом, он сунул ей ненужный пулемет. Улыбнулся Евпраксии. Княжна соскочила с седла, подошла ближе.
– Они поклялись в верности! – сообщил лейтенант.
– Мне нечем платить! – сказала Проша.
– Для тебя, княжна, бесплатно! – подмигнул Богданов.
Она глянула влажными глазами и вдруг сделала попытку встать на колени. Богданов успел подхватить. Княжна, чтоб не упасть, обняла его шею. Они застыли в этом странном объятии, и толпа заревела от восторга. «Гайворонский пришил бы дело!» – подумал Богданов, но рук не разжал…
Капонир закончили к полудню. Копали у вала, в сотне шагов от городских ворот. На аэродромах капониры роют для защиты самолетов от пуль и осколков. В тринадцатом веке их опасаться глупо, но Богданов переживал: самолет, беззащитный, стоит на лугу, каждый может подойти и отвинтить что-нибудь на память. Возле «По-2» крутилась ребятня, но пока робела. Упустишь момент – освоится. Пацаны одинаковы в любом веке…
Капонир вышел на загляденье. С укрепленными плетнем внутренними стенами, утрамбованным речным песком полом. Не стоило так стараться на день-другой, но Богданов привык работать тщательно. Самолет закатили внутрь, сложили в углу бомбы, вход закрыли тоже плетнем – высоким, с торчащими вверх косо срубленными ветками. Не перелезешь. Узкий проход (одному человеку протиснуться) оставили сбоку.
– Внутрь никого не пускать! – велел Богданов Конраду. – Кроме меня и ее! – он указал на штурмана.
– И княжну? – спросил капитан.
– Ее тоже! – подтвердил лейтенант.
Губы наемника тронула улыбка, он кивнул.
Чтоб капонир вышел правильный, Богданов попотел. Дотошно объяснял присланным Данилой мужикам, где и как рыть, куда бросать землю, какой высоты должны быть стенки, как их укрепить… Хватал деревянную лопату, окованным железом штыком срезал землю – показывал… В результате перемазался с ног до головы. Лисикова достала из гаргрота брезентовое ведро, притащила воды. Богданов сначала напился, затем вымыл руки. И только сейчас заметил кучку женщин. Они стояли в отдалении и, казалось, чего-то ждали.
– Что им? – удивился Богданов.
– Просят благословить детей, – пояснил Конрад.
– Меня?
Конрад кивнул.
– Я ж не поп!
– Прогнать? – осведомился Конрад.
– Погоди!
Богданов направился к женщинам. Детский плач он услыхал издалека. На руках молодухи заходился криком младенец. Мать отчаянно качала его, но ребенок не унимался. Богданов подошел, глянул в ворох тряпья. Сморщенное красное личико, беззубый рот распялен в крике. «Жар, наверное!» – подумал лейтенант и потрогал ладонью багровый лобик. Младенец хрипло мяукнул и вдруг умолк. Закрыл глазки, зевнул.
