— Вам известно, что король выразил мне сегодня свое недовольство…
— Насчет Рыцаря Курятника?
— Именно.
— Да, я знаю, что его величеству давно угодно, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.
— Ну, это недовольство теперь будет еще более сильным, тогда как я надеялся погасить его.
— Почему?
— Из-за дела этой Сабины Даже.
— А-а! — сказал герцог, понимающе кивая головой.
— Даже — придворный парикмахер, он причесывал королеву, принцесс, влияние его в Версале велико, с ним часто говорит сам король.
— Это правда.
— Происшествие наделает много шума. Теперь весь двор им заинтересуется. Завтра только об этом и будут говорить.
— Непременно.
— Даже будет требовать правосудия. Его величество захочет узнать подробности, вызовет меня и будет расспрашивать. Что я ему скажу?
— То, что вы знаете.
— Я ничего не знаю.
— Черт побери! Действительно…
— Король сегодня упрекал меня в небрежности, а завтра обвинит в неспособности, увидев, что я не могу сообщить ему подробных сведений.
— Возможно.
— Эти многочисленные покушения, остающиеся безнаказанными, дают возможность моим врагам навредить мне, а Богу известно, сколько их у меня!
— О! Я это знаю, любезный Морвиль. Что будете делать?
— Я сам не знаю — это-то и приводит меня в отчаяние! Я не могу сообщить подробных сведений его величеству, и он опять выразит мне свое недоверие. Я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все ненавидящие меня постараются бросить в меня камень…
— Спрашиваю еще раз: что же вы хотите делать?
— Отвечаю вам еще раз: не знаю, совершенно не знаю.
Ришелье наклонился к своему соседу и сказал:
— Ну, если вы не знаете… то знаю я.
— Вы, герцог? — закричал Фейдо. — Вы знаете, что я должен делать?
— Да.
— Что же?
— Радоваться, а не отчаиваться.
— Как?!
— Хотите меня выслушать?
— Слушаю во все уши.
— Посмотрите на меня внимательно, любезный Фейдо — в голове моей родилась удивительная, чудесная мысль.
— Мысль?
— По поводу этого происшествия, которое, вместо того, чтобы стать причиной вашего падения, принесет вам счастье.
— Каким образом?
— Слушайте меня хорошенько, с особым вниманием и, главное, с умом.
— Это легко рядом с вами.
— Очень хорошо! Принимаю комплименты за правду и начинаю.
Герцог взял табакерку, раскрыл ее и взял табак двумя пальцами.
— Любезный мсье де Морвиль, — начал он, — я прежде всего должен сказать вам, что окажу вам услугу после того, как вы мне услужите. Я заранее расплачиваюсь с вами.
— Я должен оказать вам услугу, герцог?
— Да, важную услугу.
— Я в полном вашем распоряжении.
— О-о! То, о чем я вас попрошу, сделать нелегко.
— Если не совсем невозможно… Но не угодно ли вам будет сказать, о чем идет речь…
— Любезный де Морвиль, — начал герцог, — дело идет о доброй покойной герцогине де Шатору.
— Да!
— Она умерла только шесть недель тому назад, умерла к несчастью для короля и для нас… Эта милая герцогиня была истинным другом… Мы переписывались, особенно после этого несчастного дела в Меце… и в этих письмах я, разумеется, был откровенен вполне… я подавал герцогине советы, которые может подавать только близкий друг…
Герцог делал ударение на каждом слове, искоса поглядывая на начальника полиции.
— Когда герцогиня умерла, — продолжал Ришелье, — особняк ее опечатали. Вы помните, что случилось после смерти мадам де Вентимиль, сестры и предшественницы прелестной герцогини, четыре года тому назад? Особняк ее опечатали, и король приказал принести к себе портфель мадам де Вентимиль, чтобы вынуть письма. К несчастью, кроме писем короля нашлись и другие. Вы знаете, что случилось?
— Многие попали в немилость и были изгнаны.
— Вот именно, чего нельзя допустить в этот раз.
— Как, герцог, вы боитесь…
— Я боюсь, любезный де Морвиль, чтобы король не рассердился на превосходные советы, которые я давал. Самые добрые намерения можно истолковать превратно.
— Это правда. Но чего же вы хотите?
— Вы не понимаете?
— Как сказать. Но я предпочел бы, чтобы вы объяснили прямо — тогда я смог бы лучше услужить вам.
— Я хочу, чтобы мои письма попали мне в руки прежде, чем печати будут сняты, и король прикажет принести ему портфель герцогини.
Фейдо покачал головой.
— Это очень трудно! — сказал он.
— Трудно, но не невозможно.
— Как же быть?
— Это ваше дело, любезный друг! Я ничего вам не приказываю, я только вам доверяю свое беспокойство. Вы сами должны сообразить, можете ли вы вернуть мне мое спокойствие. Теперь прекратим разговор об этом и поговорим о деле Сабины Даже, которое так основательно обеспокоило вас. Знаете ли вы, что эта девочка очаровательна и как раз годилась бы для короля?
— Вы думаете, герцог? — произнес начальник полиции, вздрогнув.
— Я думаю, мой милый, что из этого скверного дела может выйти что-нибудь чудненькое. Король очень скучает. После смерти герцогини сердце его не занято. Пора уже его величеству иметь приятное развлечение. Как вы думаете?
— Я совершенно согласен с вами.
— Дело Сабины произведет большой шум. Его можно преподнести как нечто весьма необычное. Король, очевидно, захочет ее увидеть. Она очень хороша собой… Пусть она выздоравливает скорее, любезный де Морвиль…
— Дочь парикмахера! — пробормотал начальник полиции.
— Ба! Король любит перемены, ему надоела любовь знатных дам.
— Неужели?
— Любезный друг, подумайте о том, что я вам сказал, о том, что место герцогини де Шатору не может долго оставаться вакантным, и вылечите скорее Сабину Даже.
Карета остановилась, лакей отворил дверцу.
— Вот калитка сада вашего особняка, — продолжал герцог. — До свидания, любезный де Морвиль.
Начальник полиции вышел, дверца закрылась, и карета уехала. Фейдо де Морвиль осмотрелся. Он стоял на бульваре, напротив калитки, пробитой в стене. Вокруг было совершенно пусто. Начальник полиции вынул из кармана ключ и вставил его в замок. В этот момент, непонятно откуда, у стены монастыря Капуцинов появился человек.
— Милостивый государь! — произнес он.
Начальник полиции узнал Жильбера, которого видел в комнате Сабины Даже.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он.
— Поговорить с вами несколько минут, — ответил Жильбер. — Я следовал за вами от самого дома парикмахера.
