Она была зажигательна. Через полчаса ворота Доростола открылись, и в поле вышла княжеская дружина. Прежде чем обнажить мечи и опустить копья, все полтораста тысяч ромеев хором запели латинский гимн.
Глава четырнадцатая
Последнюю битву под Доростолом многие византийские историки называют самой кошмарной из всех, о которых им доводилось слышать. Они и киевский летописец Нестор приводят разную численность войск, участвовавших в сражении, но в оценке его итогов практически не расходятся. Нестор пишет, что Иоанн Цимисхий вывел в поле сто тысяч ратников, а великий князь Святослав – всего десять тысяч, и к вечеру одолел Святослав, побежали греки! Это, конечно, сказка. Не могло быть такого соотношения сил, не было разгрома ромеев – ведь уступил Болгарию не Цимисхий, а Святослав. Прямой очевидец этих событий Лев Диакон утверждает, что у Цимисхия было около восьмидесяти тысяч, а у Святослава – около сорока тысяч воинов. Сведения Льва Диакона больше похожи на правду, хотя он наверняка преуменьшил численность войск Цимисхия. Но и он признаёт, что к вечеру император дал приказ отступать, ужаснувшись своим огромным потерям, и что спасла Цимисхия от разгрома только пыльная буря, ударившая в лицо князю Святославу и его воинам. Любопытно происхождение этой бури. Тот же Лев Диакон и Скилица пишут, что перед её началом некая женщина с белыми волосами молилась в Константинополе так: «Отче Феодоре! Любимый мой Иоанн – в смертельной опасности! Сделай так, чтобы он не погиб!»
Является это правдой или красивым вымыслом, сказать трудно. Но несомненно то, что буря была и из-за неё отступил уже Святослав. По этой причине сражение завершилось вничью, что полностью подтверждается всеми хрониками и пунктами мирного договора, подписанного ромейским царём и киевским князем. А то, что некоторые ромеи и сам Иоанн Цимисхий якобы видели в туче пыли и блеске молнии самого святого угодника Феодора, да на крылатом коне, да ещё разившего руссов не то огненным мечом, не то золотым копьём – вот это уже, конечно, игра фантазии.
Сражение началось с лобового удара русской дружины прямо по центру ромейских войск, потому что там находился сам василевс со знамёнами и гвардейским конным полком. Дружина была выстроена клином. На острие были Святослав, Лидул и Икмор с пятнадцатью тысячами, на правом фланге – Ратмир и Мстислав, а на левом фланге – Стемид, Куденей и Тудор. Каждый из них вёл по пять тысяч всадников. Клин вонзился очень удачно. Конница Николая Хилона была расколота и отброшена в один миг. Морская пехота дрогнула, потому что Икмор встретился с друнгарием Алексеем, который одной рукой мог задушить тигра. Только Икмор об этом не знал, поэтому он со спокойной совестью и без трепета разрубил Алексея надвое. Впечатлённые этим зрелищем, начали отступать и гоплиты. Но весь Легион Бессмертных и вся тяжёлая конница устояли под первым натиском русских войск. Более того – Варда Склир и Михаил Тирс смогли нанести хорошие фланговые удары, остановившие ломовую атаку руссов. Цимисхий, лично участвовавший в сражении, рвался встретиться с самим князем, который бился в первых рядах. Полк телохранителей, возглавляемый Анемасом, будто бы невзначай, но целеноправленно, неуклонно препятствовал василевсу в его затее. А между тем, Цимисхий был вполне прав – он хорошо видел, что происходит. Ромейских военачальников поразило то, что у Святослава не было на сей раз никакой стратегии. Или, если угодно, его стратегия заключалась в том, чтобы уничтожить как можно больше врагов. Святослав рассчитывал в этой битве не на победу, а на красивую смерть. Подобной стратегии вся махина ромейской армии, раскинувшейся двумя огромными крыльями, выдержать не смогла. К полудню она сложилась, перемешалась и стала пятиться, оставляя на поле боя катастрофическое число убитых и раненых. Это было не бегство, но беспорядочное, повальное отступление.
Завершить разгром Святослав не мог – голодные кони нуждались в отдыхе. Было жарко. Сойдя с коней, дружинники разнуздали их, подвели к Дунаю и напоили. Сами напившись, они взглянули на Доростол. На городских стенах стояли девушки, наблюдавшие за сражением. Это были греческие танцовщицы, замечательные богини Деметры и юные горожанки, влюблённые в русских воинов. Очень ярко блестели на солнышке золотые волосы Эльсиноры. Девушки посылали своим друзьям воздушные поцелуи, что-то с восторгом кричали им. Но дружинники не могли отвечать ни словом, ни жестом – слишком уж были они измучены. Многие, отпустив лошадей пастись, легли на траву, чтобы отдышаться. Рагдай прилёг у самой воды. К нему подошёл Талут. Свой шлем с полумаской он пока снял, сбросил и перчатки, которые изодрали его худые, белые руки. Глаза у него поблёкли, а в лице не было ни кровинки. Ко лбу прилипла рыжая чёлка.
– Рагдай, – проговорил он, устало моргая, – мне очень нужно тебе кое-что сказать.
– Отстань от меня, Талут! Сейчас не могу.
Талут отвернулся и поглядел на коней, которые дорвались до свежей травы, затем – на ромеев. Они опять смыкали ряды, затягивая подпруги на лошадях, осматривая оружие, разворачивая знамёна подразделений. Цимисхий, который сменил коня, что-то говорил доместикам схол. Едва он закончил, от его свиты сразу же отделились несколько всадников. Это были столоначальник Пётр, Михаил Тирс, Георгий Эларх и сам Варда Склир. Четыре военачальника очень чёткой парадной рысью погнали своих коней прямо через поле, заваленное телами, к расположению русских войск. Георгий Эларх размахивал белой тряпкой.
– Парламентёры, – сказал Ратмир Святославу, который прямо из рук кормил Ветра сочной береговой травой, – должно быть, Цимисхий опять придумал какие-нибудь условия мира!
– Послушаем, – безразлично ответил князь. Наклонившись, он в очередной раз вырвал из земли целый сноп травы и дал его Ветру. Тот с удовольствием захрустел всей этой вкуснятиной. Подошли все тысяцкие и сотники. Они тоже заметили скачущих через поле парламентёров.
Осадив коней в десяти шагах от русского князя, ромейские полководцы спешились, сделали ещё несколько шагов вперёд, изысканно поклонились и вытянулись в струну.
– Великий архонт! – заговорил Пётр, неплохо владевший языком руссов, – благочестивый наш царь имеет к тебе одно предложение.
– Говори, – сказал Святослав, даже не взглянув на посольство. Он продолжал кормить Ветра. Белый арабский скакун кивал с благодарностью головой, бил в землю копытом правой ноги и храпел, жадно уплетая ромашки, мяту и клевер. Столоначальник продолжил:
– Благочестивый наш государь велел передать тебе следующие слова: «Великий архонт! Битва затянулась. Погибло столько людей, что больно смотреть. И погибнет больше. Зачем нам лить столько крови? Решим наш спор поединком – я, Иоанн Цимисхий, против тебя, Святослава. Выбор оружия – за тобою. Кто победит, тот будет владеть Дунаем!»
– Я не согласен, – тут же сказал Святослав по-гречески. Тысяцкие и сотники посмотрели на него дико. Ромейские полководцы переглянулись. Растерянность на их лицах стала заметна
