– Копья в землю! – приказал он. – Натянуть луки, прицелиться и быть готовыми к стрельбе по первому моему зову. Но, заклинаю, ни единого выстрела – без приказа!
Солдаты повиновались. Де Кюсси выехал несколько вперед, чтобы удобнее было наблюдать за передвижением неприятеля. И как же он удивился, когда увидел человек двенадцать рыцарей с распущенным знаменем Готфрида Лузиньяна, приближавшихся к нему и кричавших: «Артур и Анжу! Артур и Анжу!»
– Отставить! Отставить! – крикнул де Кюсси своим стрелкам, знаками приказывая им остановиться. – Вышла ошибка: это друзья…
Он приблизился к рыцарям и узнал от них, что отряд, причинивший все беспокойство, был выслан в подкрепление Артуру. Прослышав, что Артур идет с небольшим войском, в то время как Иоанн с многочисленной армией опустошает окрестности, они вышли из Тура, чтобы встретить и охранять принца. Ошибка же наемников была вполне естественна: им ведь не было известно, что некоторые нормандские рыцари, уставшие повиноваться столь развращенному и презренному тирану, каким был Иоанн, переметнулись на сторону Артура, убежденные в законности прав юного принца. Возглавляемые графом Раулем Журденом, они соединились с войсками Гюга ле Брюна и Готфрида де Лузиньяна для защиты и возвращения прав человеку, которого они решились признать государем. Вот так все и произошло.
Очень скоро они догнали небольшой отряд Савари де Молеона, сопровождавший Артура. Встреча произвела обоюдную радость, и рыцари Анжу и Пуату завели между собой оживленную беседу, но все их разговоры сводились только к одной теме – скорейшему открытию военных действий.
Наемники, составлявшие арьергард, шли за объединенными войсками. Жоделль ехал несколько впереди, и, не имея возможности перемолвиться словом со своими давними приятелями, он то заговаривал с Гуго де Баром, то шутил с Галоном, стараясь изо всех сил завоевать их доверие и дружбу.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Галон, показывая на отряд, присоединившийся к ним. – Подумать только, как много пленников у моего господина! Однако, – добавил он с откровенной насмешкой, – иногда он предпочитает не брать в плен, а расправляться на месте, как это было недавно в Оверне. Мне случалось видеть, как ловко наш храбрый рубака рассекает головы своих врагов. Незабываемое зрелище, должен я вам сказать.
Не сдержавшись, Жоделль схватился за саблю и пробурчал что-то себе под нос. Но раскосые глаза Галона всегда были настороже: одним он зорко следил за рукой Жоделля, а другим уставился прямо ему в лицо.
– Ах, сир Жоделль! – продолжал он, хохоча, как безумный. – Если б вы только видели, как он расправился с мародерами, напавшими на него по дороге в Вик-ле-Конт. Не сомневаюсь, вам бы это понравилось… Или, может быть, нет?
Тут он наклонился к Жоделлю и прошептал ему на ухо, словно заговорщик:
– А что, ремесло ваше, должно быть, самое прибыльное?
– Ремесло – неудачное слово, синьор Галон, – отвечал Жоделль, прикинувшись простаком и скрывая свой гнев под внешним спокойствием. – Наша должность почетна – воинская должность.
– Ой-ой, – кривлялся Галон, – словечко ему, видите ли, не понравилось. Вот так умора! Да если вы не воспользуетесь случаем и не обратите свою «почетную должность» в прибыльное ремесло, то будете последним глупцом в государстве. Имея и руках такой товар, да не воспользоваться?.. Нет, мне этого не понять! Я должен сказать вам, сир, что в таком случае вы ни на что не способны. Итак, вы решительно отказываетесь от купли-продажи?
– …купли-продажи? – повторил Жоделль. – Похоже, я действительно нынче туп. И что же я могу продать… или купить?
– Да все это! – вскричал Галон, разводя руками. – Да-да, все это стадо баранов, которое вы видите перед собой, вместе с их вожаком в золотом руне, выступающим так горделиво. Вот уж не думал, что есть в мире еще один человек столь же глупый, как я и мой господин. Что он может продать! – не успокаивался Галон. – Да разве есть на свете товар лучше, чем этот? Его бы и предложить Иоанну, – добавил он, подъехав к Жоделлю вплотную, чтобы никто из посторонних не смог их подслушать. – А сколько серебра, сколько золота можно выручить за него! И что может быть лучше английского золота, спрошу я вас?
Жоделль пытливо глядел ему в лицо, стараясь разгадать истинные намерения шута, ведущего подобные речи. Но черты лица Галона оставались бесстрастными, даже нос его на время застыл в неподвижности; и шальные глаза, горевшие все тем же безумным огнем, ни на секунду не выдали, с какой целью давал он свой дьявольский совет.
– Но присяга… но честь… – возразил Жоделль, продолжая изучать лицо шута.
– Твоя присяга! Твоя честь! – Галон задохнулся от смеха. – Вот так шутник! Вот так потеха! Ой-ой, держите меня, не то упаду…
И, делая вид, что падает с лошади, он поскакал вперед, воя, мыча и мяукая, и произвел столько шума, что все как один обернулись и посмотрели в ту сторону, откуда доносился весь этот визг.
Де Кюсси, разгневанный дикими выходками шута, хотел было отругать его, но Артур, которого эти проделки чрезвычайно позабавили, милостиво поманил его к себе; и Галон, чувствовавший себя среди знати так же свободно, как и среди простого народа, продолжал потешать публику, паясничая и отпуская порой такие двусмысленности, которые были недопустимы и обществе, его окружавшем.
Жоделль, опасаясь последствий своего разговора с шутом, чутко прислушивался к каждому выкрику этого бесноватого, и забылся настолько, что готов был поехать следом за ним, но вовремя спохватился. Услышав, что тот сменил тему и говорит теперь о другом, Жоделль окончательно успокоился и занял свое прежнее место в арьергарде. Все войско в том же порядке продолжало медленно продвигаться к Туру.
Вечером этого же дня во дворце был устроен пир в честь возвращения принца. Галон; сменивший на время маску, изо всех сил старался не раздражать Гюи де Кюсси: шутки его были не слишком бестактны, а анекдоты – вполне приличны. Весь вечер он не отходил от своего хозяина, развлекая его небылицами, слог которых был более связен, чем обычно. И в заключение он рассказал де Кюсси, причем, очень точно и ясно, о разговоре, подслушанном им возле кельи пустынника Бернарда.
Пораженный таким оборотом дел и опасаясь последствий, которые могли навредить его другу, де Кюсси тут же черкнул несколько строк и приказал своему пажу срочно ехать в Париж, чтобы вручить письмо графу Овернскому, где бы тот ни был, даже если он у самого короля.
На следующий же день в Туре состоялся первый военный совет. Выслушав благоразумный план де Кюсси, Артур полностью с ним согласился решив дожидаться, оставаясь на месте, подкреплений, тем более, что они должны были скоро подойти. После минутного размышления, Артур опустился на трон и обратился к окружавшим его рыцарям и собственным вассалам с речью:
