Слуги были удивлены, когда мисс Кейт неожиданно приехала в дом, они приветствовали её реверансами и поклонами и приготовили удобную комнату. Пылезащитные чехлы сняли с мебели, голубые ставни открыли, чтобы впустить весеннее солнце. Разожгли камин, чтобы прогнать застоявшийся зимний холод, но в первый вечер Кейт не осталась в доме у огня, а вместо этого сидела на балконе над крыльцом виллы и смотрела вниз, на подъездную аллею, обсаженную увитыми глицинией кедрами. Опустились вечерние тени, но никто не приехал.
Кейт, едва не плача, отправилась спать, но проснулась утром в приподнятом настроении и, к недовольству потрясённых слуг, спустившись из спальни в великолепный вестибюль, отделанный чёрным и белым мрамором, с изящно изогнутой беломраморной лестницей, настояла, чтобы в гостиной вычистили камин, украшенный изразцами, на которых изображалось сражение при Альбаротте, где Жоао осрамил кастильцев; приказала, чтобы во второй спальне проветрили постель и разожгли огонь. Потом вернулась на балкон над крыльцом и следила за дорогой до тех пор, пока не прозвонили утренние колокола в Вила Реаль де Зедес, и на дороге ниже кедровой рощи не появились два всадника. Её душа воспарила от радости. Всадник, едущий впереди, был так высок, так статен, так мрачно красив и в то же время трогательно печален, потому что его жена умерла, рожая их первого ребенка, и ребенок умер тоже… От мысли, что этот прекрасный человек перенёс такое горе, у Кейт едва не потекли слёзы, но всадник привстал в стременах и помахал ей, и Кейт снова затопило счастье, и она сбежала по лестнице, чтобы встретить своего возлюбленного на ступеньках дома.
Подполковник Кристофер, в простом чёрном сюртуке, белых дорожных бриджах и в треуголке с двумя золотыми кисточками, спрыгнул с лошади. Луис, его слуга, на запасной лошади вёз большой чемодан, заполненный одеждой Кейт, которую Кристофер забрал из Красивого Дома, как только ее мать уехала. Кристофер бросил Луису поводья, подбежал к крыльцу, взлетел на ступеньки и взял руки Кейт в свои. Он поцеловал её, провёл ладонью по шее и худенькой спине, чувствуя пробежавшую по её телу дрожь.
— Я не мог приехать вчера вечером, моя любовь, — сказал он ей, — Неотложные обязанности, вы понимаете…
— Я понимаю, что это ваш долг, — Кейт, сияя, не отрывала от него глаз.
— Ничто иное не держало бы меня вдали от вас, ничто, — Кристофер наклонился, поцеловал её в лоб, затем отступил на шаг, всё ещё держа её, и пристально вгляделся в её лицо.
Она, подумал подполковник, самая красивая девушка в мире и очаровательная в своей застенчивости, покрасневшая и смущённо улыбающаяся.
— Кейт, Кейт, — сказал он с шутливым упрёком. — Вы околдовали меня, я до конца жизни не смогу отвести от вас глаз.
Её черные волосы были убраны в причёску, открывавшую высокий лоб, с двумя длинными завитыми локонами там, где французские гусары носили свои cadenettes. Прекрасный облик дополняли полные губки, маленький носик, и глаза, то трогательно серьезные, то искрящиеся весельем. Девятнадцатилетняя, длинноногая, как жеребенок, жизнерадостная и доверчивая, в этот момент она была полна любви к своему прекрасному возлюбленному.
— Вы видели мою мать? — спросила она.
— Я обещал ей, что буду искать вас.
Кейт виновато отвела глаза:
— Я должен был сказать ей…
— Ваша мать захочет, чтобы вы вышли замуж за человека состоятельного, ведущего спокойную жизнь в Англии, — сказал Кристофер. — Не за такого авантюриста, как я.
На самом деле мать Кейт не одобрила бы этот брак, потому что она сама надеялась выйти замуж за Кристофера. Когда Кристофер это понял, он и переключил своё внимание с матери на дочь.
— Если бы мы просили её благословения, она отказала бы мне в вашей руке, — продолжил он. — А если бы вы поведали ей наши намерения, она нашла бы способ помешать нам.
— Она не смогла бы, — тихо сказала Кейт.
— Но сейчас, — сказал Кристофер, — неодобрение вашей матери не имеет значения, а когда она узнает, что мы женаты, тогда, я уверен, она сможет полюбить меня.
— Женаты?
— Конечно. Вы думаете, что мне не дорога ваша честь? — Он улыбнулся её смущению. — В деревне есть священник, который, я уверен, поженит нас.
— Я… не знаю, — Кейт поправила причёску, одёрнула платье и ещё сильнее покраснела.
— Вы готовы, — Кристофер предупредил ее протест, — И вы выглядите очаровательно.
Кейт ещё сильнее покраснела и прикрыла декольте своего летнего платья, которое она очень тщательно выбрала из тех, что хранились на вилле. Это было английское платье из белого льняного полотна, вышитого колокольчиками, переплетенными с листьями аканта, и она знала, что платье ей очень идёт.
— Моя мать простит меня? — спросила она.
В этом Кристофер весьма сомневался.
— Конечно, — пообещал он. — Я знаю, что такое часто случается. Ваша дорогая мать хочет только лучшего для вас, но как только она узнает меня, она, конечно, поймёт, что я буду заботиться о вас, как ни о ком другом.
— Я уверена в этом, — сказала Кейт сердечно.
Она никогда не понимала, почему подполковник Кристофер был настолько уверен, что ее мать отнесется к нему неодобрительно. Он объяснял это тем, что он двадцатью одним годом старше Кейт, но он выглядел намного моложе, и девушка была уверена, что подполковник любил ее. К тому же многие мужчины имеют жён намного моложе себя, и Кейт не думала, что мать может смутить разница в возрасте. Кристофер также утверждал, что небогат, и это более весомая причина для отказа. Кейт тоже так считала, но бедность Кристофера не смущала ее, это только, казалось, делало их любовь более романтичной… И вот теперь она выйдет замуж за него.
Он свёл её со ступенек крыльца.
— Здесь есть экипаж?
— В конюшнях есть старый кабриолет.
— Тогда мы пойдём в деревню, а Луис заберёт нас в экипаже обратно.
— Прямо сейчас?
— Вчера время без вас, — сказал Кристофер торжественно. — Тянулось так томительно, моя любовь.
Он послал Луиса за кабриолетом и рассмеялся:
— Я едва не прибыл сюда в неподходящей компании.
— Неподходящей?
— Один проклятый дурак-инженер — простите мой солдатский лексикон! — послал недотёпистого лейтенанта стрелков и его солдат-оборванцев чтобы спасти вас! Я вынужден был отослать его. Отправляйтесь, сказал я, и не смейте останавливаться. Бедный парень.
— Почему бедный?
— Дорогая моя! В тридцать лет — и всё ещё лейтенант? Ни денег, ни перспектив, и прошлые грехи, как мусор, с плеч не стряхнёшь — велики, как гибралтарская скала.
Он предложил ей опереться на его локоть и повёл вниз по аллее, увитой глициниями.
