боевым постам, проверяя и тренируя бойцов. Было ясно, что теперь, без наводчика, атаки станут более частыми и хаотичными, а, значит, бандитов будет легче поймать на горячем. Опять лишь поздним вечером, Валерий вернулся в дом. Достав из саквояжа шифровки, он задумался. Стоит ли отправлять их в ставку? Ведь нет никакой уверенности в том, что убийцы Митрофанова не станут пытаться уничтожить их. Волков понимал, что даже несмотря на отсутствие ключа, содержащаяся в шифре информация остаётся опасной для действующей банды. А потому постоянно носил с собой. Но может ли он гарантировать сохранность бумаг? Как показала вчерашняя ночь — нет, не может. А потому комиссар решил дублировать все шифровки и отослать их в ВЧК. Пускай тамошние криптологи развлекутся, а даже если в ВЧК ничего не узнают, то хотя бы в случае чего останутся дубликаты. Сделав себе ещё отвара, Валерий принялся за работу.
Увлечённый шуршанием пера по бумаге, Волков не сразу обратил внимание на музыку, играющую, судя по всему, уже давно. Где-то далеко, на самой грани восприятия, пела флейта. Она словно бы сливалась с треском дров в печи, воем ветра за оконными ставнями, со скрипами строй избы. Волков встал и наклонился к окну, желая убедить себя, что нет никакой музыки, что это его воображение. Что никто не может играть там, в холодной сибирской ночи.
Там на опушке кто-то танцевал. Чёрные фигуры, едва различимые на фоне тёмного леса. Залитые лунным светом, они резко подпрыгивали и припадали к сугробам, катались в снегу, ползали на четвереньках. Волков вспомнил своё видение на подъезде к Темнолесное. Фигуры же вставали на ноги, водили хороводы, вздымая вихри снега, растворяясь во мраке и появляясь вновь. Пляска звериных теней очаровывала, и одновременно нагоняла тревогу.
Вдруг музыка стихла. Танцующие застыли и уставились на Волкова. Внезапно одна из фигур отделилась от странного карнавала теней и ринулась к дому, мощными прыжками сокращая расстояние. Она скользила, не оставляя вмятин на хрустком насте, пока угольная тень дома не поглотила существо. Волков отпрянул от окна, сердце бешено застучало. Собрав бумаги в стопку и спрятав их в саквояж, он выхватил пистолет и начал напряжённо вслушиваться в звуки улицы. Страх окатил ледяным потоком. Снаружи, вне поля зрения окна возился и скребся незваный гость. Он метался по двору, выискивая вход. Вот звук ушёл вправо, обогнул дом. Кто-то вёл длинными когтями по стене… напряжённо дыша у каждой щели меж брёвнами. И вдруг всё стихло. Не было ни звука. Стих даже ветер. Волков выглянул в окно, на опушке никого не было. Он уже опустил пистолет, когда звук резко резанул по ушам. Что-то царапало входную дверь, быстро-быстро скребя когтями деревянное полотно, требуя впустить его. Затем дверь дёрнулась от сильного удара, звучно звякнув петлями. Волков вздрогнул и стрельнул наугад, оставив в полотне две дырки. Послышался протяжный полувой-полурёв. Комиссар отогнул засов и вылетел на улицу. От удара по затылку ненадолго потемнело в глазах. Волков развернулся по направлению удара и нажал на спуск. Мимо. Громадная, мохнатая четырёхпалая лапа полоснула его по лицу, затем сшибла с ног. Её хозяин перемахнул через лежащего Валерия и бросился к лесу. В красноте свисающих с ресниц капель поражённый Валерий видел, как громадный волк, выбрасывая вперёд длинные лапы и толкаясь задними, скачками удалялся к подлеску. Это было на самом деле, ему не чудилось. Настоящая помесь волка и человека отдалялась от него. Непропорционально большая голова, жёлтые глаза-прожекторы, сгорбленная костлявая спина, пепельная шерсть. Волков ещё пару раз выстрелил вдогонку существу и даже поднялся, когда за его спиной прогремел взрыв.
Очнувшись приваленным обломками, Волков развернулся и увидел объятую жёлтым инфернальным огнём хату. Крыша только занималась, а полуразрушенные стены уже были поглощены пламенем. Деревенские тащили вёдра и топоры, пытаясь сбить огнь. Волков укутался в шинель с головой и побежал к людям.
— Лейте на меня воду, быстро! Бегом!
Один их мужиков окатил его водой и Валерий вошёл в горящий дом. Старясь не дышать дымом, он наощупь пробирался к столу, туда, где в последний раз видел свой саквояж. Где-то сбоку упала потолочная перекладина, чуть не похоронив под собой комиссара. Несмотря на мокрую шинель, тело всё равно жгло, огонь был необычайно горяч. Остатки кожи саквояжа уже окончательно оплавились, когда Волков ухватился за его ручку и выкинул кладь в окно. Сил еле хватило на то, чтобы выбраться из пожара. Волков потерял сознание у самого выхода, рухнув в страшных судорогах. Изо рта его шла пена.
— Уезжать вам надо. Уезжать, Валерий Сергеевич! — Бубнил Спицын, обрабатывая раны на лице Валерия, — вы же видите, как всё оборачивается. Я говорил вам, это место не любит чужаков. В прошлый раз вас чуть не пристрелили и не утопили в болоте, теперь чуть не выбили глаза и не сожгли. Сберегите себя, попросите отставки.
— Нет.
— Валерий Сергеевич, вы противостоите нечеловеческим существам! Что ещё должно произойти, чтобы вы поверили? Вы же сами видели!
— Я ничего не видел! Спицын, заканчивайте балаган. Занимайтесь своим делом.
— К чёрту вас. Хотите погибнуть, пожалуйста. Я вас не держу.
Покинув госпиталь, Валерий переночевал в кабинете. Здесь он пребывал последующие четыре дня, изредка выезжая на посты и в деревню. В деревне он зачитывал сводки с фронта, повестку партии и речи вождей в организованном кружке самодеятельности и часто останавливался послушать вместе с Василисой тягучие сибирские мотивы под гармонь. Однако после последних событий его авторитет среди деревенских сильно пошатнулся. Всё чаще, выходя покурить, он случайно подслушивал женский шёпот за углом:
— С ведьмой связался, богохульник! Навёл на нас беду. Хозяина разозлил! Вона хата сгорела подчистую. Мужики говорят, волка, дышащего огнём, видали.
— Да кабы он сам её не поджог. Ефросинья мне сказала, что он на икону наплевал, велел её из дома вынести, грозился топором разбить! Антихрист! А когда пожар был, он аки бес в полымя зашёл. Говорят, амулет свой сатанинский спасал. Теперь на шее замест креста носит. Эти большевики все такие! Антихристы!
Прогуливаясь по улице, Валерий ловил на себе недоброжелательные взгляды мужиков и стариков, чувствовал их неприязнь и страх. Николай больше не встречал его так благосклонно, а ходил хмурым и неприветливым.
Происходил разлад и в гарнизоне. После нескольких дней затишья бандиты вновь активизировались. Несколько раз они подрывали железную дорогу в самых неожиданных местах. До крушения не доходило, но ремонт требовал усилий и времени. Кроме того, целью атак стали телеграфные столбы. Не было и дня чтобы станция не теряла
