нами повторяется во всех заведениях – лавках, магазинах, складах Рима: в этих антресолях (или подсобных помещениях) живут ремесленники, лавочники, сторожа, слуги и даже… проститутки, если заведение – это «бар». Проститутки «снимают» клиентов на нижнем этаже, а «услуги» предоставляются этажом выше, на антресолях.
Лавочник переходит улицу, в руках у него блюдо с завтраком: хлеб, сушеный инжир и сыр; он жадно глотает еду. Надо успеть сделать еще одно дело, доедая завтрак. На углу улицы он поднимает голову на эдикул, квадратную нишу в стене, в которой находится огромный гипсовый фаллос, раскрашенный в ярко-красный цвет. Касаясь его рукой, он что-то шепчет. Каждое утро его день начинается с этого обряда.
Действительно, эрегированный член у римлян считается приносящим удачу. Они повсюду в Риме: высечены на огромных плитах, которыми вымощены улицы, на стенах портиков или на входах в лавки. Встречаются даже связки из нескольких бронзовых членов-подвесок, висящие на цепочках над входами в дома и магазины, с колокольчиками внутри. Римляне называют их «тинтиннабулы» (tintinnabula), то есть «бубенчики» или «звоночки»: считается хорошей приметой прикасаться к ним, заставляя звенеть, всякий раз, когда проходишь мимо.
Многие носят на шее в виде кулонов маленькие бронзовые пенисы (часто вместе с пенисом вешают на цепочку и бронзовый кукиш – символическое изображение полового акта).
Может показаться удивительным, но этот обычай фаллических талисманов дошел до наших дней, хотя и в «замаскированном» виде: в определенный момент пенис превратился в знаменитый рог из красного коралла или слоновой кости, который многие итальянцы носят в кармане, сумке, на браслетах или на шее. И это не говоря уже о крупногабаритных рогах, которые можно увидеть в Италии подвешенными в кабинах водителей-дальнобойщиков. Настоящая археологическая находка из области суеверий…
Из соседствующей с магазинчиком мастерской раздается ритмичный стук молотка. Заглянув, мы узнаем, что сосед нашего лавочника – ремесленник, медных дел мастер. Он невероятно худ, чернобород и смугл, несомненно уроженец ближневосточных провинций. Мастер сидит скрестив ноги и бьет молотком по дну котла. Он работает с удивительной точностью и быстротой: за доли секунды, отделяющие один удар от другого, он успевает немного повернуть изделие, чтобы ударить по новому месту. Можно залюбоваться этой картиной: кажется, будто котел вращается сам, застыв в воздухе между руками медника.
Мастер на мгновение поднимает голову, посылает нам улыбку и вновь склоняется над котлом. Наверное, этот шум соседям нелегко терпеть… Мы знаем из древних текстов, что медники, с их характерным стуком, считались типичным «звуковым сопровождением» жизни римских улиц.
Кто знает, возможно, изделие, которое мастерит медник, покрытое изящной чеканкой, будет обнаружено археологами спустя восемнадцать столетий и попадет в музейное собрание… Простой предмет обихода, на который посетители музеев лишь бросают походя рассеянный взгляд: а вот если бы мы смогли присутствовать при его создании, восхищаясь мастерством и тщательностью работы этого ремесленника, он предстал бы перед нами настоящим маленьким шедевром. Мы склонны забывать об этом, но подобное «человеческое» измерение применимо к любому предмету, выставленному в музейных витринах, даже самому простому и незатейливому. Попробуйте представить себе, как создавались вещи, которые вы разглядываете через стекло, какой труд вложен в их изготовление: они сразу покажутся вам интереснее.
За спиной ремесленника, среди груды медных котлов, кувшинов, форм для выпечки, – неизменная лестница на антресоли.
Интересная деталь: первые четыре или пять ступенек – кирпичные, а остальные – деревянные: это сделано из экономии и, возможно, помогает уберечь от огня верхние этажи, если внизу упадет светильник и вспыхнет пожар. Или же, как кто-то заметил, это изобретение владельцев лавок, чтобы «запирать под домашним арестом», разобрав лестницу, арендаторов, медлящих с платежами, подобно тому как мы это видели в инсулах.
Если так, жизнь этих ремесленников и лавочников весьма нестабильна и непредсказуема. Существование целой семьи балансирует между скудным доходом от торговли и непосильной порой арендной платой… Неуверенность в завтрашнем дне – одна из самых распространенных черт на улицах Рима.
Мы уже не посередине улицы, а под длинным портиком, чрезвычайно напоминающим те, что встречаются в центре крупных городов севера Италии, часто основанных римлянами: под арками портика расположен длинный ряд таберн. Зрелище удивительное. Каждые пять метров меняется тип выставленного товара и, в зависимости от него, цвет лавки. По сторонам от входа в лавку или мастерскую и на веревках, натянутых под портиком, подвешены изображения товара, аналог наших вывесок. Они наглядно сообщают о том, что здесь изготавливают или чем торгуют – настоящая «энциклопедия ремесел» Древнего Рима.
Вот продавец люпина (lupinarius), затем бронзовых дел мастер (aerarius) и его мастерская, потом кондитер (dulciarius), продавец тканей, умеющий шить туники (vestiarius), вход в небольшое домашнее святилище Исиды, продавец цветов, специализирующийся на погребальных венках (coronarius), зеркальных дел мастер (specularius), зеленщик (pomarius), дамский сапожник (baxearius), торговец жемчугом (margaritarius), чей магазинчик примыкает к мастерской его брата, который обрабатывает слоновьи бивни, привезенные из далекой Африки (eborarius). Наконец, непременный «бар» (popina), куда многие приходят, чтобы съесть свой легкий завтрак.
Поражает непрекращающееся движение людей. Подобно пчелам, неустанно перелетающим с цветка на цветок, под портиками снуют клиенты, переходя из лавки в лавку. Это типичная картина римского утра.
Подлинной (и, кстати, весьма современной) бедой для столицы империи является самовольный захват торговцами с их столиками и товаром общественной земли под портиками. Часто сам магазинчик «выползает» на тротуар, вызывая недовольство прохожих и даже императоров, как Домициан, который возмущался превращением Рима в одну огромную лавку… Домициан попытался ввести закон, призванный освободить улицы Рима от этого нашествия «цирюльников, держателей харчевен, поваров и мясников…». Но эффект от этой меры оказался нестойким.
В Риме нет «цеховых кварталов», за исключением складов у Тибра или на Авентине. Но зато есть «специализированные» улицы, например улица книгопродавцев в квартале Аргилет, близ Субуры. А еще улица парфюмеров (Vicus Unguentarius), улица, где можно купить или починить обувь (Vicus Sandaliarius). Есть даже улица «банкиров» и менял (Vicus и clivus Argentarius).
Чаще же разные лавки и мастерские разбросаны по всей столице, что является вполне современной чертой.
Поражает другой факт. Ряд таберн идет вдоль всего здания. Это бывшие жилые комнаты первого этажа инсулы или особняка, где обычно живут богатые семейства. Владелец отделил их от остального дома стеной. А затем, сделав выходы на улицу, сдал в аренду лавочникам, получая от этого неплохой доход. Неудивительно, ведь слово «доход» весьма в ходу у римлян. Никто этого не стыдится, наоборот, считается вполне естественным, когда недвижимость приносит доход.
Порой, как мы видим по развалинам Остии, весь первый этаж инсулы превращается в помещения для магазинов и лавок по внешнему периметру, а внутри
