— Вы беспокоились, отец? Это безумие! — пробормотал молодой человек, силясь улыбнуться.
— Что делать? — ответил полковник. — Бывают странные предчувствия.
— Скажите лучше: обманчивые.
— Я боялся, как бы тебя не убил этот проклятый фермер.
— Да ведь я вам уже говорил, что он на ярмарке.
— Значит, с тобой ничего не случилось?
— Ровно ничего.
— Маленький глупыш, — с чувством сказал полковник, — час моего сна уже давно прошел. Я не сомкну глаз, если не выпью стакан старого испанского, которое мы с тобою оба так любим.
— Ну, так что ж, разопьем бутылочку! — согласился Арман, чувствовавший потребность развлечься. — Я с удовольствием составлю вам компанию.
Полковник поднялся в комнату сына, приказал подать туда бутылку старого вина и стаканы; и оба, притворяясь вполне равнодушными, старались обмануть друг друга наружным спокойствием.
Час спустя Арман лег спать. Молодой человек думал, что ему не удастся заснуть, до того велико было его волнение. Притом он должен был встать рано утром и уехать, прежде чем отец проснется, чтобы не заставлять противника себя ждать. Но он ошибся. Не успел он погасить свечу, как почувствовал, что у него началась сильнейшая мигрень; ему казалось, что кровь его кружится с невероятной быстротой, и какая-то непреодолимая сила заставила его закрыть глаза и сомкнула его веки. И как ни сильно было его беспокойство о Даме в черной перчатке, какие усилия он ни употреблял, чтобы думать о ней одной, он погрузился в тяжелый сон.
Когда Арман открыл наконец глаза, солнце яркими лучами заливало его комнату.
Он вскочил с кровати, взглянул на часы и громко вскрикнул. Было около десяти часов.
— Боже мой! — вскричал он. — Этот человек сочтет меня за труса!
Он наскоро оделся, схватил со стены две шпаги, висевшие у изголовья его постели, и, нимало не беспокоясь о том, что своим видом возбудит отчаяние в старике отце, движимый одним только чувством чести, бегом спустился с лестницы и сам оседлал себе лошадь.
Садовник работал в саду, кухарка была на кухне, а наглухо закрытые ставни в комнате полковника свидетельствовали о том, что старик еще крепко спит. Арман вскочил на лошадь, вонзил ей шпоры в бока и пустил ее самым быстрым галопом по направлению к утесам. Но когда он примчался туда, около дерева не было ни души.
С минуту Арман в полном отчаянии думал, что его противник, устав ждать, вернулся домой. Но вдруг он побледнел и остановился как вкопанный. Вокруг дерева трава была примята, как будто двое борцов дрались здесь в остервенении, а на белом камне, лежавшем у дерева, молодой человек заметил, к своему ужасу, несколько капель крови. С кем же мог драться капитан Гектор Лемблен?
Вот что случилось.
Накануне вечером капитан Гектор Лемблен вернулся в замок Рювиньи около одиннадцати часов. Дама в черной перчатке давно уже удалилась в свои комнаты, оставив записку, которую Жермен должен был передать капитану. Последний застал камердинера у камина в большой гостиной, развалившегося с небрежностью помещика, только что вернувшегося с продолжительной охоты.
Со времени исчезновения миллиона появление Жермена каждый раз производило неприятное впечатление на капитана. Но этому человеку была известна его тайна, а потому он распоряжался капитаном как убийца своею жертвой, и страх мешал Гектору Лемблену открыто высказывать свое отвращение к лакею. Жермен не стал дожидаться, пока капитан хоть единым словом выразит ему свое неудовольствие по поводу того, что лакей уселся в кресло, грея ноги на решетке камина, точно хозяин дома. Он протянул ему записку от мнимой дочери генерала, раздушенную и тщательно сложенную, один вид которой заставил сердце Гектора забиться.
Записка гласила:
«Вы понимаете волнение, которое я испытываю при мысли об опасности, грозящей вам завтра.
У меня нет сил увидеть вас ранее, чем вы вернетесь ко мне победителем. Я заперлась у себя, а мои пожелания будут сопутствовать вам; если правда, что любовь дает победу, то вы повергнете к своим ногам того несчастного, который оскорбил меня. Сожгите записку и положитесь на Господа Бога».
Этих нескольких строк было достаточно, чтобы вернуть капитану энергию и мужество прежних лет. По мере того, как он ее читал, стан его выпрямлялся все более и более, а взгляд метал искры; казалось, капитан помолодел лет на десять.
Жермен, вечный насмешник, украдкой следил за происшедшей метаморфозой. Когда капитан от радости забыл, что он в комнате не один и дошел в своем ликовании до того, что с увлечением поцеловал записку и, бережно сложив, спрятал ее у себя на груди, камердинер не удержался и вскрикнул пронзительно и резко:
— Браво! Превосходно! Совсем как в театре Порт-Сен-Мартена, в драме г-на Деннери, выкроенной из английского романа. Я видел ее сам…
Изумленный и смущенный капитан обернулся. Жермен продолжал:
— Честное слово! Мы, кажется, вернулись к доброму старому времени подпоручика Лемблена. Это чудесно!
— Замолчи! — сердито прикрикнул на него капитан.
— Что? — продолжал Жермен. — Если не мне, так кому же и говорить вам правду в глаза?
Несмотря на то, что капитан топал в бешенстве ногами и бросал грозные взгляды, лакей продолжал:
— Говоря по чести, я считал вас способным на большие глупости, но та, которую вы совершите завтра, превосходит даже мои ожидания.
— О какой глупости ты говоришь?
— Да о вашей дуэли!
— Как! Разве тебе и это известно.
— Неужели же вы думаете, что я разыгрываю роль почтового ящика, не интересуясь содержанием посланий, которые мне доверяют? Бумага была прозрачная… можно было прочесть насквозь.
— Негодяй!
— Вот тебе на! Зачем вы меня оскорбляете, когда я хочу подать вам совет?
— Совет?
— Да, и к тому же превосходный!
— Говори! — крикнул капитан, будучи не в силах вынести нахального взгляда своего лакея.
— Мой совет таков: вы давно уже плохо спите по ночам… если вы послушаетесь меня, то проспите завтра до позднего утра.
— Ты с ума сошел!
— Нисколько.
— А моя дуэль?
— Я и советую вам спать подольше, имея в виду вашу дуэль.
В глазах капитана мелькнула ненависть.
— Нет, никогда! — воскликнул он. — Я ненавижу этого человека и хочу убить его…
— Чтобы доставить удовольствие «той даме», не правда ли?
— По ее приказанию.
— Гм!
— Я сказал: по ее приказанию, — повторил Гектор Лемблен.
— А! Вот оно что! Но постойте, — продолжал Жермен, — будем последовательны, дорогой барин.
— Я последователен.
— Нисколько. Вы хотите убить того молодого человека?
— Да.
— Зачем?
— Затем, что я его ненавижу.
