Я быстро встал между ними, разрушив соединение их взглядов. Техути посмотрела на меня так, словно я был незнакомцем, которого она видела впервые. Я коснулся ее руки, она чуть вздрогнула, и ее взгляд сосредоточился на мне.
– Идем, Техути, – приказал я.
Я смотрел ей в лицо. Она огромным усилием сохранила самообладание.
– Да, конечно. Прости. Я задумалась, Таита. Конечно, я пойду с тобой.
Я повел ее к входу в сокровищницу. Зарас шел следом. Его движения были гибки, а благоговение смешивалось с восторгом. Я хорошо его знал, но никогда не видел его таким.
Я снова встал между молодой парой.
– Сотник Зарас, ты не идешь с нами. Позаботься, чтобы весы перенесли в соседнюю сокровищницу, потом твои люди могут немного отдохнуть.
Не самые подходящие приказы для военачальника в таком высоком чине. Но его нужно было как-то отвлечь от опасного очарования.
Только тут я понял, что Техути и Зарас могли никогда еще не встречаться. Царевна жила в замкнутом мире дворцового гарема, из которого ей разрешалось выходить только под строгим присмотром. И в этой защитной оболочке я был, вероятно, самым важным звеном.
Она прекрасна, она царевна, и ее девственность – бесценное сокровище короны и государства. Разумеется, возможно, что Зарас видел ее издали в одной из царских процессий или во время пышных обрядов на религиозных праздниках. Но он никогда не служил в дворцовой страже. Вся его воинская служба проходила на поле боя или в муштре воинов. Я был уверен, что до этого дня он ни разу не оказывался так близко от нее, чтобы оценить ее необыкновенное достоинство и красоту.
Я стал быстро наставлять Зараса:
– Накорми людей, и пусть каждый получит добавку пива. Пусть отдыхают, пока я не отдам приказ продолжить.
И я увел царевен. Зарас смотрел нам вслед.
Когда мы вышли из ворот усыпальницы, я остановился и посмотрел на восток: предвестники рассвета уже розовели на горизонте. Тогда я посмотрел на людей и понял, что многих шатает от усталости. Оба утверждения Зараса были верны.
Я начал подниматься по трапу на третью трирему, а когда встал на палубу, послышались пение труб и грохот колес с дальнего берега реки, от города на нем, приближались колесницы. Я подбежал к борту и всмотрелся в темноту на равнине.
Факелы и смятение там могли означать только одно: фараон получил мое сообщение и вернулся в Фивы. Сердце мое забилось сильнее, как всегда в присутствии фараона. Я спустился по трапу, приказывая принести больше факелов и собрать почетную стражу, но не успел.
Колесница фараона с грохотом вылетела из темноты; весь отряд цепью летел за ним. Вожжи были обмотаны вокруг запястья фараона. Увидев меня, он выкрикнул радостное приветствие и откинулся всем корпусом, натягивая их.
– Добро пожаловать, Таита. Мы скучали без тебя.
Он бросил вожжи вознице и соскочил на землю еще до того, как большие колеса перестали вращаться. Как настоящий колесничий, фараон устоял на ногах и в десяток быстрых шагов очутился возле меня. Схватил, обнял и поднял в воздух перед моими людьми, забывая о моем достоинстве. Но я все ему простил и рассмеялся вместе с ним.
– Поистине, о великий, мы не виделись чересчур долго. Час без твоего присутствия подобен неделе без солнца.
Он поставил меня на землю и вопросительно осмотрелся. Я видел, что он весь в пыли и грязи, ведь он вернулся из трудной кампании, но не утратил изящества и благородства истинного фараона. Он увидел, что его приветствуют сестры, по очереди обнял их и вернулся ко мне.
Фараон показал на стоящие в гавани у причала большие триремы.
– Что это за корабли? Даже со снятыми мачтами и убранными парусами они вдвое больше других, какие я видел. Где ты их нашел, Таита? – Послание, которое я ему отправил, было загадочным и не сообщало подробностей. Но он не стал ждать ответа и сразу продолжил: – А кто все эти головорезы? Я послал тебя с горсткой людей, а ты вернулся с целым войском, Таита.
Он посмотрел на ряды людей, уходившие от гавани в царскую гробницу. Те, что стояли поближе, поставили ящики на землю и пали ниц в знак повиновения.
– Внешность обманчива, о великий. Это не головорезы, а храбрые люди и верные Египту воины.
– Но что это за корабли? – Он повернулся и с интересом стал разглядывать триремы. – Что скажешь о них?
– Фараон, позволь отвести тебя туда, где мы сможем говорить свободно, – попросил я.
– Хорошо, Таита. У тебя вечно какие-то тайны, верно?
И, не оглядываясь на меня, он прошел к воротам гробницы. Вслед за фараоном Тамосом я спустился в гробницу его предполагаемого отца.
Он остановился у входа в первую сокровищницу и стал рассматривать груду ящиков, заполнивших просторное помещение. Я подумал, что он спросит об их содержимом, но мне следовало бы знать, что он не снизойдет до этого.
– Странно, что на каждом ящике выжжен символ Верховного Миноса, – только и сказал он, входя во вторую сокровищницу, а потом и в третью, где перед ним склонился Атон.
– Еще удивительнее, что мой достойный управитель стал частью этого твоего подозрительного дела, Таита. – Фараон сел на невысокую еще груду ящиков, вытянул перед собой ноги и с большим любопытством посмотрел на нас обоих. – Ну, говори, Таита. Рассказывай все!
– Может, лучше я покажу, фараон, – предложил я и подошел к ящику, который открыл для его сестер. Я снял с ящика крышку и взял тот же сверкающий слиток, что показывал царевнам. Опустился на одно колено и протянул слиток Тамосу. Он взял его и принялся медленно поворачивать в руках. Провел пальцами по клейму, вплавленному в металл. Это был все тот же нападающий критский бык.
Наконец он негромко спросил:
– На ощупь и по весу настоящее серебро. Разве такое может быть?
– Конечно, может – и есть, фараон. Все ящики, которые ты здесь видишь, заполнены такими слитками.
Он долго молчал; на его пыльном и загорелом лице отразились сильные переживания. А когда он снова заговорил, голос его звучал хрипло.
– Сколько здесь, Тата?
Он использовал мое уменьшительное имя, как всегда, когда хотел выразить свою благодарность и любовь.
– Все ящики полные, Мем, – ответил я, назвав его детским именем. Я единственный, кому он даровал такую вольность.
– Прекрати дурачиться. Скажи, сколько серебра ты привез? Я пытаюсь осмыслить это количество.
Говорил он благоговейно.
– Мы с Атоном взвесили большую его часть, – сказал я.
– Это не ответ на мой вопрос, Тата.
– Мы взвесили все слитки с первых двух кораблей критян и часть слитков с третьего, последнего, корабля. Пока общий итог – четыреста сорок девять лаков, фараон. Осталось, вероятно, взвесить еще сотню лаков, хотя, возможно, и сто пятьдесят.