— Образовать квадрат! — взревел Макрон. — Сомкнуть ряды!
Солдаты мгновенно сформировали вокруг легата боевой плотный строй. Веспасиан обнажил меч. Он поймал взгляд Макрона и указал на обезглавленное тело, все еще лежавшее на снегу. Центурион повернулся к своим людям.
— Вы двое! Фигул и Серторий! Сюда.
Названные бойцы вышли из строя.
— Фигул, положи свой щит на землю. Вы оба на нем потащите мертвеца в лагерь. Я прихвачу другой щит.
Фигул с отвращением посмотрел на окровавленные останки.
— Не волнуйся, парень, кровь отмоется, просто нужно будет чуть-чуть повозиться. А теперь приступай!
Когда два увальня с большой неохотой принялись исполнять жутковатое поручение, Макрон повернулся к Катону:
— Ты понесешь голову.
— Голову? — Катон побледнел. — Я?
— Да, на хрен, ты! — отрезал Макрон. — Ну-ка бери ее! — велел он, потом что-то вспомнил и, косясь на легата, добавил: — И… э-э… позаботься о должном почтении.
Стиснув зубы, Катон наклонился и протянул руку к темным спутанным волосам. При первом прикосновении к ним его пальцы отдернулись. Оптион нервно сглотнул, заставил себя, чтобы обеспечить надежную хватку, забрать мокрые космы в кулак и медленно выпрямился, стараясь держать голову как можно дальше от своего плаща и лицом к белому, занесенному снегом пространству. Но даже при этом клейкие завитки сухожилий и сгустки свернувшейся крови, свисавшие с шеи, вызвали у него рвотный спазм. Катон отвел взгляд.
Лошадь без седока вывернула из леса и галопом понеслась к лагерю. За ней выскочили еще две лошадки, а потом третья, на сей раз со всадником, припавшим к шее животного и подгонявшего коня каблуками. Больше из-за деревьев не появился никто.
— Зря я послал погоню, — пробормотал еле слышно Веспасиан.
— Да, командир.
Легат, сердито насупив брови, повернулся к Макрону, однако не сказал ничего. Нижним чинам не пристало оценивать действия высшего руководства, но Веспасиан понимал, что центурион в данном случае прав. Большому начальнику следовало бы пять раз подумать, прежде чем с такой легкостью отправлять кавалеристов на смерть.
Прямо перед щитами изготовленной к обороне центурии уцелевший разведчик резко осадил коня и, когда тот с диким ржанием вскинулся на дыбы, вылетел из седла.
— Он ранен! — крикнул Макрон. — В укрытие его! Быстро!
Ближайший боец тут же отдал товарищам щит, схватил разведчика и затащил внутрь квадрата. Тот прижимал руку к животу: туника и плоть были рассечены, глубокая рана открывала взгляду дрожащие кишки. Макрон опустился на колени, отхватил кинжалом от плаща всадника полосу ткани и туго забинтовал рану. Раненый вскрикнул, но тут же сжал зубы.
— Ну вот! Это сойдет, пока им не займутся хирурги.
Веспасиан склонился над раненым.
— Что случилось? Докладывай, солдат. Что с вами стряслось?
— Командир, их были десятки… они поджидали в лесу… Мы неслись по тропе, уже настигая их… но буквально через мгновение они неожиданно обрушились на нас со всех сторон, завывая как дикие звери… У нас не было ни единого шанса… Всех порубили в куски.
На какой-то момент глаза разведчика наполнились ужасом, потом его взгляд сосредоточился на легате.
— Я ехал в хвосте, командир. Как только понял, что мы попали в засаду, попытался повернуть вспять. Не вышло… тропа узкая, конь напуган… уперся — и ни в какую! Потом один из этих друидов выскочил из кустарника и замахнулся серпом… но я все же достал его! Достал копьем, командир!
В глазах солдата блеснуло дикое торжество, но он тут же зажмурился, пережидая новую волну боли.
— Этого пока довольно, парень, — мягко сказал Веспасиан. — Остальное прибереги для официального рапорта, когда тебя подлатают.
Кавалерист, не открывая глаз, кивнул.
— Центурион, помоги-ка. — Веспасиан подхватил раненого под мышки и бережно поставил на ноги. — Подсади его мне на спину.
— Тебе, командир? Я могу выделить своего человека.
— Прекрати пререкаться! Я сам его понесу.
Макрон пожал плечами и сделал как велено. Разведчик обхватил шею легата руками, Веспасиан подался вперед и подхватил ноги раненого.
— Порядок, Макрон. Вели кому-нибудь забрать лошадь. Мы возвращаемся в лагерь.
Макрон отдал приказ центурии продвигаться к воротам. Как ни хотелось легионерам поскорей оказаться среди своих, сомкнутый строй полз очень медленно. Общая скученность не позволяла ускорить шаги. В центре квадрата шел легат, пошатываясь под тяжестью своей ноши. Фигул и Серторий несли за ним на щите труп Максентия, возле них вышагивал оптион, отставив в сторону руку с отрубленной головой и стараясь на нее не коситься, хотя выходило это у него плохо. Мертвая голова, как магнит, притягивала все взгляды. Только Макрон, замыкавший отход, не обращал на нее никакого внимания. Он то и дело оглядывался на лес, откуда могли в любой момент выметнуться конные вражеские отряды. Но темная чаща хранила безмолвие и выглядела совершенно пустой.
Три дня спустя снег почти всюду растаял, только в низинах или расщелинах, куда не могли забраться лучи низкого зимнего солнца, еще поблескивали белые пятна. Март расщедрился, дохнул теплом, и ухабистая, разбитая сапогами легионеров дорога стала скользкой от грязи. Четвертая когорта двигалась маршем на юг, чтобы защитить пограничные районы страны атребатов от происков дуротригов и обосновавшихся на их землях друидов, дабы отбить у тех и других охоту к новым бесчинствам. Правда, на деле никто всерьез не рассчитывал на такой результат, ведь когорта есть только когорта. Однако донесения о панике, охватившей дальние маленькие деревеньки, и об ужасных расправах, все еще невозбранно творившихся в тех злосчастных краях, настолько удручали Верику, что он упросил Веспасиана вмешаться. Поэтому довольно внушительное войсковое подразделение в сопровождении отряда конницы было отправлено в рейд с целью продемонстрировать дуротригам, что исходящая от них угроза не осталась незамеченной Римом.
Поначалу селяне настороженно относились к странно одетым, говорившим на непонятном языке чужеземцам, но когорте было приказано вести себя примерно. За жилье и провизию римляне платили золотыми монетами. К тому же они весьма уважительно относились ко всем местным обычаям и порядкам, с какими охотно знакомил их предоставленный царем Верикой проводник. Этот грек по имени Диомед вел дела с торговой компанией в Галлии, но много лет проживал среди атребатов, свободно изъяснялся на многих кельтских наречиях и даже умудрился взять жену из довольно влиятельного туземного клана, оказавшегося достаточно свободомыслящим для того, чтобы отдать одну из своих, может быть, и не самых завидных невест за шустрого маленького чужака. Своей смуглой оливковой кожей, напомаженными локонами темных волос, аккуратно подстриженной бородкой и континентального кроя одеждой Диомед резко отличался от диковатых с виду варваров, в чьем обществе он счел возможным коротать свои дни. Туземцы, однако, относились к нему хорошо. В каждом селении, через которое проходила когорта, маленький грек встречал теплый прием.
