Сэр Артур теперь заблудился в темноте, успокоительное действие которой известно нянькам и гувернанткам, имеющим дело с капризными детьми. Мрак если и не умиротворил его возмущения, то, во всяком случае, замедлил его шаги и дал возможность мистеру Олдбоку, лучше знакомому с locale[176], догнать его, когда он уже взялся за ручку двери гостиной.
— Подождите минутку, сэр Артур, — сказал Олдбок, не давая ему слишком внезапно появиться перед дамами, — не торопитесь так, мой славный старый друг! Я был немного груб, говоря о сэре Гамелине… А ведь это мой давнишний знакомый и любимый персонаж… он же водил компанию с Брюсом и Уоллесом[177]… И я клянусь на первопечатной Библии, что он поставил свое имя под Рэгменским трактатом лишь с законным и оправданным намерением обмануть предателей-южан. Это была настоящая шотландская хитрость, мой дорогой баронет, — сотни людей делали то же самое. Не надо, не надо сердиться! Забудьте и простите. Признайте, что мы с вами дали молодому гостю право считать нас двумя вспыльчивыми старыми дураками.
— Говорите за себя, мистер Джонатан Олдбок, — весьма величественно произнес сэр Артур.
— Ну что ж, ну что ж, упрямый человек всегда поставит на своем!
Тут дверь наконец отворилась, и в гостиную шагнула высокая и тощая фигура сэра Артура, за которым следовали Ловел и мистер Олдбок. Вид у всех троих был несколько растерянный.
— Я поджидаю вас, сэр, — сказала мисс Уордор. — Вечер прекрасный, и я бы хотела предложить пройтись пешком навстречу коляске.
Сэр Артур сейчас же согласился с этим предложением, которое вполне соответствовало его сердитому настроению. Отказавшись, как это уже вошло в обычай в случаях разлада, от чая и кофе, он забрал свою дочь и после церемонного прощания с дамами и очень сухого — с Олдбоком, вышел.
— Мне кажется, что сэр Артур опять с левой ноги встал, — заметила мисс Олдбок.
— С левой ноги? С чертовой ноги!.. Он рассуждает глупее женщин. Что вы скажете, Ловел? Ба, молодчик тоже исчез!
— Он откланялся, дядя, в то время, как мисс Уордор собиралась в дорогу; но вы, кажется, не заметили, как он вышел.
— Черт вселился в людей! Вот все, что получаешь, когда суетишься, и хлопочешь, и нарушаешь заведенный порядок, чтобы накормить гостей обедом, не говоря уж о добавочных расходах!
— О Сегед, царь Эфиопский! — продолжал он, взяв в одну руку чашку чая, а в другую — том «Любителя всякой всячины»[178], ибо у него была привычка читать за едой в присутствии сестры. Это, с одной стороны, выражало его презрение к обществу женщин, а с другой — его стремление не терять ни минуты, когда можно было чему-нибудь поучиться. — О Сегед, царь Эфиопский! Хорошо ты сказал: «Пусть никто не осмеливается утверждать, что сегодняшний день будет днем счастья!»
Олдбок почти час оставался углубленным в чтение, и дамы старались не мешать ему, в полном молчании занимаясь своими женскими делами. Наконец послышался тихий и скромный стук в дверь.
— Это ты, Кексон? Входи, входи, любезный!
Старик отворил дверь и, просунув в нее худое лицо, окаймленное жидкими седыми буклями, и один рукав белой куртки, начал приглушенно и таинственно:
— Я хотел поговорить с вами, сэр!
— Входи же, старый дурень, и говори, что тебе надо.
— Как бы мне не испугать леди, — произнес экс-парикмахер.
— Испугать! — повторил за ним антикварий. — Что это значит? При чем тут леди? Ты опять видел привидение на Хамлокском холме?
— Нет, сэр, на этот раз идет речь не о привидениях, но у меня тяжело на душе.
— А ты слыхивал о таких, у кого легко? — отозвался Олдбок. — Почему у такой старой, облезлой пуховки должно быть легко на душе, когда у всех на свете тяжело?
— Я не о себе сэр. Но только ночь грозит страшная, а сэр Артур и мисс Уордор, бедняжка…
— Да что ты! Они должны были где-нибудь в конце поля встретить экипаж и, наверно, уже дома.
— Нет, сэр. Они пошли не полем навстречу коляске, а вкруговую, через пески.
Эти слова подействовали на Олдбока, как электрический разряд.
— Через пески! — воскликнул он. — Не может быть!
— Вот-вот, сэр! И я то же самое сказал садовнику. А он говорит, что видел, как они свернули возле утеса Масселкрейг, честное слово! А я ему: «Ну, раз так, Дэви, я побаиваюсь…»
— Календарь, календарь! — закричал Олдбок, вскакивая в большой тревоге. — Не эту чепуху! — отбросил он в сторону предложенный ему племянницей маленький карманный календарь. — Боже мой! Бедная мисс Изабелла! Сию минуту найдите мне фейрпортский справочник. — Календарь был принесен, и содержавшиеся в нем сведения еще более усилили волнение мистера Олдбока. — Я пойду сам! Позови садовника и работника, Кексон. Пусть несут веревки и лестницы. Скажи обоим, чтоб на пути звали еще людей на помощь. Доберитесь до вершины утеса и кричите им оттуда вниз!
— В чем дело? — недоумевали мисс Олдбок и мисс Мак-Интайр.
— Прилив! Прилив! — ответил им крайне взволнованный антикварий.
— Не надо ли, чтобы Дженни?.. Впрочем, нет, я побегу сама, — сказала младшая из дам, заражаясь ужасом дяди. — Я побегу к Сондерсу Маклбеккиту и скажу, чтобы он выехал в лодке.
— Спасибо, дорогая! Это самое умное из всего, что здесь было сказано. Беги, беги! Подумать только — пойти через пески! — Олдбок схватил шляпу и палку. — Слыхано ли такое безумие!
… открылся вид приятный
Пустыни вод, могучей, необъятной,
Отходит море. Вдаль волна ползет,
И быстро берег ширится. Но вот
Помчались воды вспять. На берегу же
Сухая полоса что миг, то уже.
Крабб[179]
Сообщение Дэви Диббла, посеявшее такую тревогу в Монкбарнсе, оказалось совершенно верным. Сэр Артур и его дочь, согласно своему первоначальному намерению, отправились в Нокуиннок полевой тропинкой. Но когда они достигли конца поля, где тропинка сливалась с более широким проселком, одним концом выходившим к дому Монкбарнса, они заметили несколько впереди Ловела, который, казалось, медлит, чтобы как бы невзначай присоединиться к ним. Мисс Уордор тотчас же предложила отцу свернуть в сторону и, так как погода прекрасная, пойти домой по песчаному берегу, который тянулся вдоль подножия живописной гряды скал. Почти всегда это был более приятный путь между Нокуинноком и Монкбарнсом, чем верхняя дорога.
Сэр Артур охотно согласился.
— Я вовсе не хотел бы, чтобы с нами шел этот молодчик, которого мистер Олдбок позволил себе нам представить.
