Когда Выр и Люльпу вслед за Чабеем вышли из горницы, наместник хана набросился на верховного жреца северных вотов.
— Что за глупые речи говорил ты перед князем? — злобно прошипел он.
— Клянусь всемогущим Аллахом, ты поссорился с собственной головой!
— Успокойся! — оборвал его Уктын. — Я дружен с ней, как никогда.
Уйдем отсюда.
— Нет! — воскликнул булгарин, пылая от возмущения. — С чего ты взял, что я собираюсь отречься от Аллаха?
Уктын посмотрел в гневное лицо юзбаши и кротко вздохнул. — Вой ветра говорит нашему уху, что на улице ненастье, шум дождя предупреждает о льющейся с небес воде, звуки природы почти никогда не обманывают нас. Язык же человеческий лжив, и глуп тот, кто верит всякому слову.
— Как тебя понимать? — озадаченно спросил юзбаши Серкач.
— Я знаю, что именно твоя вера поддерживает тебя в этой нелегкой жизни:
— Да, да! — горячо согласился булгарин. — Лишь неустанные заботы всемилостивейшего Аллаха уберегают меня от царства Азраила.
— Поэтому я далек от мысли обращать тебя в нашу веру. Но без этого — пойми! — князь не отдаст свою дочь тебе в жены. Он, как и ты, не сможет переступить через свою веру.
— Что же делать? — опечалился юзбаши.
— Помочь тебе может только одно: воты глупы и доверчивы, обмануть их совсем нетрудно. Нет. нет! Благочестивому бию ничего не придется делать самому. Мы с тобой просто посидим в Бадзым Куале, а потом я объявлю народу все, что требуется. Никто из булгар никогда ничего не узнает.
— А мои воины? — недоверчиво спросил юзбаши. — Твоих воинов придется хорошенько угостить.
— Легче перерезать эти глотки, чем наполнить их вином, — с отвращеньем сказал булгарин.
— А вот это решать только тебе, — смиренно ответил Уктын и склонил голову перед наместником великого хана.
— Нет! — воскликнул булгарин, пылая от возмущения. — С чего ты взял, что я собираюсь отречься от Аллаха?
Уктын посмотрел в гневное лицо юзбаши и кротко вздохнул. — Вой ветра говорит нашему уху, что на улице ненастье-, шум дождя предупреждает о льющейся с небес воде, звуки природы почти никогда не обманывают нас. Язык же- человеческий лжив, и глуп тот, кто верит всякому слову.
— Как тебя понимать? — озадаченно спросил юзбаши Серкач. — Я знаю, что именно твоя вера поддерживает тебя в этой нелегкой жизни:
— Да, да! — горячо согласился булгарин. — Лишь неустанные заботы всемилостивейшего Аллаха уберегают меня от царства Аэраила. — Поэтому я далек от мысли обращать тебя в нашу веру. Но без; этого — пойми! — князь не отдаст свою дочь тебе в жены. Он, как и ты, не сможет переступить червз свою веру. — Что же делать? — опе-чалился юзбаши. — Помочь тебе може т только одно: воты глупы и доверчивы, обмануть их совсем нетрудно. Нет. нет! Благочестивому бию не я^х ничего не придется делать самому. Мы с тобой просто посидим в Бадзым Куале;, а потом я объявлю народу все, что требуется. Никто из булгар никогда ничего не узнает.
— А мои воины? — недоверчиво спросил юзбаши. — Твоих воинов придется хорошенько угостить. — Легче перерезать эти глотки, чем наполнить их вином, — с отвращеньем сказал булгарин.
— А вот это решать только тебе, — смиренно ответил Уктын и склонил голову перед наместником великого хана.
К вечеру вернулись усталые и хмурые доглядчики, понуро встали перед Светобором, кормщиками и ватажными десятниками. Долго стояли молча.
— Ну? — не вытерпел кормщик Тороп.
— Лапти гну! — зло ответил Помело.
— Не томи! — потребовал Светобор.
Помело, обычно веселый и говорливый, безнадежно махнул рукой и отвернулся. Вперед выступил кормщик Кряж. Выяснилось: нетолько в крепость, но даже близко к стенам подойти не удалось, по всему лесу наставлены гледенские дозоры, в устье Юга-реки стоит наготове множество лодок, обойти Гледен посуху с ушкуями на плечах очень.
трудно, места болотистые, да и все равно потом, спускаясь по Югу-реке, крепости не миновать и встречи с гледенцами не избегнуть.
Наутро Светобор отправил новых доглядчиков, чтоб разведали пеший путь по левому берегу Сухоны. Но и там были сплошные болота, а единственный проход в топях стерег усиленный дозор гледенцев. Дороги в Югру не было.
— Может, вернемся? — неуверенно сказал один из десятников. — Плетью обуха не перешибешь.
— Нет! — отрезал Светобор. — Не за тем мы посланы, чтобы труса праздновать.
— Ударить напролом! — горячо предложил шустрый Якуня. — А там будь что будет.
— Перебьют, как куренков желторотых, — рассудительно отозвался кормщик Кряж. — Сила солому ломит.
— Не послать ли в Новгород за подмогой? — спросил, ни на кого не глядя, кормщик Тороп.
— Просидим до осени, — угрюмо ответил мечник Кистень. — А кто знает, что у гледенцев на уме? Может, завтра-послезавтра кинутся на нас всем народом.
Долго еще спорили.
— Где: сила не пробьется, там хитрость прошмыгнет, — молвил вдруг Светобор, думая о чем-то своем.
— Чего придумал, воевода? — с надеждой спросил мечник Кистень.
— Придумать трудно, сделать: еще трудней. Но деваться нам некуда, будем пробовать.
Сначала попытались двигаться по здешним болотам на ушкуях. Но болота сии были густо затянуты старым лесом, завалены упавшими от дряхлости стволами. Идти по ним было невозможно — иструпевшая древесная плоть не выдерживала тяжести человека. Плыть ли, шагать ли было делом немыслимым.
После придумали делать гать. Шесть дней пробивались сквозь, дремучее чернолесье, рушили разложившиеся трупы деревьев, застилали зыбкую почву вырубленными в сухих местах жердями. Тропа была окольной, в далекий обход, чтоб гледенцы не то что увидеть — услышать ничего не сумели. Посему получалась та тропа долгая и трудная. Пока одни работали, другие стерегли дальние и ближние подступы.
Небольшая ватажка перетаскивала по новой тропе ушкуи, оружие и припасы. В то же время особая артель готовила на сухонском берегу плоты, бывший корзинщик Тюря выплетал из ивовых виц борта, в готовые плоты ставили подходящие чурбаки, со смехом обряжали их в колпаки и старые кафтаны, прилаживали копья, палицы и деревянные мечи.
На седьмой день ушкуи, наконец, перетащили к Югу-реке, в укромной заводи спустили на воду. В полуверсте ниже по течению стояла крепость. Все в ней шло своим чередом, народишко сновал туда-сюда, в положенное время оживало церковное било, чистый его звон выплескивался в окружающие просторы и нежно истаивал вдали.
Ранним утром следующего: дня гледенскому воеводе Василию Нырку доложили, что новгородцы, похоже, решились все-таки прорваться мимо крепости. Воевода, почивавший в своей холостяцкой горнице, быстро оделся и решительно отдал давно обдуманные распоряжения. Вскоре все гледенские лодки выплыли на сухонский простор. Население городка, включая башенных дозорщиков, высыпало на берег. Все ожидали речной битвы и нетерпеливо вглядывались в утреннюю дымку, затянувшую верхний плёс легкой пеленой.
