— Черт возьми! Любопытная история, — отвечал король, — и теперь я вспоминаю некоторые подробности, которые ты передал, хотя они давно уже испарились из моей памяти. Мне надо видеть прекрасную Эклермонду и поговорить с ней. Наша мать дурно с нами поступила, не представив нам эту девицу.
— Ваша царственная мать всегда имеет уважительные причины для своих поступков, государь, и я отвечаю, что в настоящем случае ее кажущаяся небрежность вызвана наилучшими побуждениями.
— Убирайся к черту с твоим злым языком, негодяй, — отвечал, смеясь, Генрих, — но мне, однако же, надо задать тебе еще вопрос. Постарайся отвечать на него серьезно. Который из наших кавалеров влюблен в Эклермонду? Не обращай внимания на их взгляды, говори смело!
— Я бы не боялся говорить, если бы мне пришлось назвать одного из них, — отвечал Шико, — но дело не в них. Скажи, чтобы эти дворяне отошли на несколько шагов, и ты узнаешь имя своего соперника.
По знаку короля придворные немного отступили.
— Кавалер этот — Кричтон, — сказал Шико.
— Кричтон! — повторил король голосом, выражавшим удивление. — Несравненный Кричтон, как его сегодня прозвали, когда он в открытом бою одержал верх над университетом. Поистине это опасный соперник. Но ты заблуждаешься, называя его имя. Кричтон пойман в сети нашей сестры Маргариты Наваррской, а она менее всякой другой дамы во Франции расположена переносить непостоянство. Значит, мы можем быть спокойны с этой стороны. Вдобавок, он нисколько не думает о других красавицах. А кстати о Кричтоне, я теперь вспомнил, что еще не видел его сегодняшним вечером, удостоит ли он своим присутствием наше празднество? Наша сестра Маргарита изнывает в его отстутствие, как больной цветок. Самые резкие остроты Брантома и самые причудливые стихи Ронсара не в состоянии вырвать у нее улыбку. Что же с ним сталось?
— Я ничего об этом не знаю, — отвечал шут. — Он с величайшей быстротой удалился из Наваррской коллегии по окончании битвы с этими коварными школьниками, этими полновесными олухами, как назвал бы их дядя Панург, из которых многие, как я уже докладывал вашему величеству, водворены в тюрьму в ожидании вашего распоряжения. Но что было с ним после этого, я не знаю, кроме того, что, может быть, он открыл убежище похитителя.
— Ты говоришь загадками, — с важностью сказал король.
— Вот этот может вам объяснить загадку, государь, — отвечал Шико. — Он премудрее самого Эдипа, этот черный астролог, от него вы все узнаете.
— Руджиери! — вскричал король. — В самом ли деле это наш астролог, или кто-либо из замаскированных воспользовался его костюмом?
— Это совершенно невероятно, — отвечал Шико. — Разве только тот, который позаимствовал, пожелает быть в один прекрасный день заколотым, что, вероятно, ожидает Руджиери, если только он избегнет виселицы.
В ту минуту как Шико оканчивал свои слова, астролог подошел к королю, и в его обращении заметно было смущение и беспокойство.
— Что такое случилось? — спросил у Руджиери шут, смотря на него со злобной гримасой. — Разве звезды потемнели, луна затмилась? Или на небе появилась длиннобородая комета? Какое чудо совершилось? Или твой любовный напиток не удался? Твои изображения растопились, или по ошибке ты отравил друга? Не убежал ли твой карлик с ведьмой или с саламандрой? Твое золото не превратилось ли в сухие листья? Твои драгоценности не оказались ли поддельными? Твои снадобья не потеряли ли свою силу? Именем Трисмежиста, что такое случилось?
— Удостойте меня, ваше величество, минутой разговора, — сказал Руджиери, низко кланяясь и пренебрегая насмешками шута. — То, что мне надо передать вам, очень важно.
— Если так, то говори, — приказал король.
Руджиери взглянул на Шико. Король сделал знак рукой, и шут против воли удалился.
— Бьюсь об заклад, — прошептал он, — что эта проклятая сова вылезла из своего дупла для того, чтобы говорить королю о Кричтоне и о джелозо. Если бы я мог слышать что-нибудь из этого разговора! Мне кажется, что мой слух не так тонок, как обыкновенно, или же хитрый плут с намерением говорит тише. Его величество, кажется, поражен изумлением, но не рассержен. Он улыбается. Что же это за мнимая тайна, которую передает этот старый обманщик?
Генрих в продолжение этого времени слушал с видимым изумлением сообщения Руджиери, прерывая их только отрывистыми восклицаниями с пожатием плечами. Когда астролог окончил, он после минутного размышления отвечал ему с улыбкой:
— Я наблюдал за этой маской в отеле Бурбон, Руджиери, но я и не подумал, чье лицо под ней скрывается.
Mort Dieu! Нечего сказать, хорошее сообщение сделал ты мне, аббат. Кажется, с меня достаточно моих собственных грешков, чтобы еще брать на себя ответственность за чужие. Но все-таки этот молодой ветреник может быть уверен в моей помощи. Видел ты принца Наваррского?
— Нет, государь, — отвечал Руджиери, — и что бы ни случилось, какой бы опасности ни подвергался он благодаря своей молодости и горячей крови, умоляю ваше величество сохранить его тайну и не отказать ему в вашем покровительстве.
— Ничего не бойтесь, даю вам наше королевское слово: Corblue! Я люблю всевозможные тайны и интриги и с удовольствием поддержу его. Этот молодой человек, пускающийся на такое безумное приключение, в моем вкусе. Я восхищен этой историей, но все-таки, признаюсь, не могу понять, как подобная женщина могла ему причинить столько мучений. Наши актрисы обыкновенно не так жестокосерды и особенно к человеку, такому значительному, как наша маска. Эх, аббат, мне кажется, что это небывалый случай.
— Здесь кроется колдовство, государь, — таинственно отвечал Руджиери, — его удерживают чары.
— Матерь Божья! — сказал король, набожно крестясь. — Предохрани нас, Святая Матерь, от козней демона, и все-таки, Руджиери, я должен сознаться, что я не совсем верю этим мнимым искушениям. В черных глазах этой джелозо, наверное, заключается гораздо более очарования, чем в твоих самых искусных составах. Но каков бы ни был источник, ясно, что очарование достаточно сильно, чтобы свести с ума нашу маску, иначе он бы никогда не наделал таких безумств, гоняясь за этой женщиной.
— Государь, я выполнил мое поручение, — отвечал Руджиери. — Я предупредил ваше величество о попытках Кричтона. Позволите вы мне удалиться?
— Останься! — сказал король. — Мне пришла одна мысль. Де Гальд, — обратился он к старшему камердинеру. — передайте королеве, нашей матери, что мы желаем переговорить с ней одну минуту, и вместе с тем попросите от нашего имени ее величество, чтобы она воспользовалась этим случаем представить нам девицу Эклермонду.
