И мне очень нравилось переезжать с места на место. Мы объездили почти всю Норвегию, с запада на восток, с севера на юг.
Большую часть путешествия мы совершили на корабле, и я видела восходы и заходы солнца, а по ночам по воде пролегала серебристая лунная дорожка. Мы плыли по узким фьордам, по берегам которых вздымались заколдованные горы, обиталище троллей, пересекали большие и малые озера с поросшими дремучим лесом берегами, а вдалеке поблескивали ледники и заснеженные вершины. Выехали мы летом, когда все вокруг зеленело и радовало глаз, а затем незаметно наступила осень, опала листва и выпал снег.
Путешествовали мы не торопясь, конунг взял с собой большую часть дружины, и нам требовалось много времени, чтобы обустроиться на новом месте, а затем собраться в путь. И в каждом новом месте мы должны были не обидеть хозяев своим быстрым отъездом. Почти везде люди были уже крещены, и нас хорошо встречали. Только два раза дело дошло до битвы. Но дружинники конунга были хорошо вооружены, и победа была на их стороне.
Кроме того, с нами ездил епископ Сигурд.
Раньше мне доводилось встречать другого епископа конунга — Гримкеля. Сигурд был в Англии. Когда же он приехал в Трондхейм, незадолго до нашей поездки, он сразу же показался мне знакомым. А затем я понял, что это был епископ моего детства — епископ Сигурд из Свитьода. Он крестил меня и учил истинной вере — сначала в Свитьоде, а затем во время приездов в Ёталанд. Но когда он покинул страну, мне было всего четырнадцать зим.
Сразу же по возвращении из Англии епископ пришел ко мне. С ним я могла говорить откровенно и рассказывать о своей жизни с конунгом.
В том, что конунг Олав был более мягким в ту нашу поездку, есть немалая заслуга епископа Сигурда. Он запретил применять силу во имя Бога и делал все, чтобы переубедить короля.
Олав много рассказывал мне в то время — больше всего о законах и христианстве. Ему хотелось собрать вокруг себя лучших скальдов. Он говорил, что соберет в Норвегии самых ученых мужей Севера, как только у него появится время.
— Карл Магнус! — прервал я королеву Астрид.
Она удивленно посмотрела на меня:
— При чем тут Карл Магнус?
— Сначала насилие, затем законы, а под конец — знание. Это путь Карла Магнуса. Но прости меня — я не хотел прерывать твой рассказ.
Астрид помолчала, а потом продолжала:
— Это были счастливые дни, но скоро они кончились. Мы остановились в Соли, когда к нам с дружиной приехал Оттар Черный.
Он привез известие о смерти Олава Шведского. Королем готов и свеев стал мой сводный брат Энунд Якоб, которому было всего четырнадцать лет.
Оттар спросил у Олава, не возьмет ли он его к себе скальдом.
Конунг холодно принял Оттара. Мы еще не знали, что слухи о любовной песне Оттара дошли и до Норвегии. Узнал о ней и конунг Олав. Оттара заковали в цепи.
Сигват отвел меня в сторону и сказал:
— Ни в коем случае не проси о милости для Оттара! Ты только еще больше разозлишь конунга. Я сам постараюсь спасти скальда.
Потом он рассказал мне, что сделал. Ночью он пришел в комнату, где сидел закованный в цепи Оттар и попросил его прочесть ему любовную песнь, написанную в мою честь. Выслушав стихи, Сигват сказал:
— Это замечательные строфы, и они вряд ли понравятся Олаву. Но если мы чуть-чуть исправим стихи, то хуже от этого не будет. И еще ты должен сочинить драпу о конунге. Потому что он наверняка заставит тебя прочесть любовную песнь, и даже если мы подправим ее, она все равно ему не понравится. И другую прочесть нельзя — Олав сразу распознает обман. И поэтому ты, как только закончишь читать песнь в честь королевы, сразу же должен начать говорить драпу об Олаве.
Оттар сделал, как ему посоветовал Сигват. И когда после трех дней в заточении его привели к Олаву, драпа уже была готова.
Олав сидел на высоком троне и холодно сказал Оттару:
— Теперь настало время сказать вслух песнь о королеве Астрид. Ей наверняка будет приятно услышать хвалебные слова.
Он с издевкой посмотрел на меня.
Оттар уселся на пол у ног конунга и начал говорить свои стихи. Король сильно покраснел, когда слушал эту песнь.
Затем Оттар сразу же перешел к драпе в честь Олава.
Дружинники закричали, чтобы Оттар замолчал. Но Сигват сказал:
— Конунг сам решит, стоит ли ему слушать драпу. Или вы возражаете, чтобы скальд прочел хвалебные стихи о своем короле?
Дружинники замолчали. И поскольку Олав ничего не сказал, Оттар дочитал драпу до конца. Стихи были настолько хороши, что никто не смог ничего возразить, когда Сигват похвалил скальда. Это была драпа, которую запомнят надолго.
Конунг помолчал, а потом сказал:
— Я советую тебе, Оттар, в награду за эту драпу попросить жизнь.
— Спасибо за совет, — ответил Оттар. — Это хорошее вознаграждение, хотя моя голова и не очень красива.
Тогда Олав снял с руки обручье и подал его скальду.
Но я страшно рассердилась, потому что конунг хотел унизить меня. Я хотела отомстить, сняла золотое кольцо с руки и подарила его Оттару.
Как я и предполагала, Олав рассердился.
— Неужели у тебя совсем нет стыда? — спросил он. — Или ты не собираешься скрывать своей дружбы с Оттаром?
— Ты не прав, — ответила я. — Я одарила скальда за его хвалебные стихи обо мне. Ты и сам сделал только что то же самое.
Тогда конунг ответил, что сделано, то сделано.
После этого случая Оттар остался в дружине Олава. И конунг часто подстраивал так, что мы с Оттаром оставались наедине. Но мы мало разговаривали, потому что боялись ловушки. И однажды наши опасения подтвердились. Когда Оттар на цыпочках подобрался к двери и резко открыл ее, он сбил с ног дружинника конунга, который подслушивал нашу беседу.
Я рассказала об этом Олаву и спросила, почему он не доверяет своей жене. Он разозлился, но ничего не ответил. А потом зло сказал:
— Ты больше не дочь шведского короля!
Он протянул ко мне руки, и впервые за многие месяцы я увидела в его глазах желание.
Но мне это было неприятно, хотя я действительно хотела подарить ему сына. Я уже хорошо знала его и решила отомстить:
— Я больше не дочь шведского короля, но зато теперь я сама королева Норвегии, а конунг Швеции — мой брат. Эмунд из Скары, мой приемный отец, поговорит о моем деле со шведским королем, и мне странно, почему ты не хочешь дружить с конунгом Энундом.
Он повернулся и вышел из палат.
IV ante Cal. Jan[16].
Много событий произошло с того дня, когда я в последний раз держал в руках перо: Рождество Христово, служба в честь Иоанна Богослова, служба за невинно убиенных младенцев в Вифлееме. И конечно, сочельник… Поэтому у меня не было времени заниматься записями. Я надеюсь сейчас только на память.
