Его глаза вновь подозрительно сощурены. Молчание затянулось. Я чувствовал, что лгать не стоит, да и с телепатией боялся переборщить.
— Я, пане Васылю.
— С теми двумя сопливыми хлопцами?
Я молча кивнул.
— Значит четверых вместе с Пивнем насмерть, а пятому по локоть руку?
— И откуда только вы все знаете? Неужели мои слуги проболтались?
— Чин у меня такой… Должен все знать, — потеребив правый ус, Кочубей все же раскрыл источник информации. — Нет, не они! Тот, что без руки умирал в Будыщах. Попу перед смертью покаялся… Вот только не верю я! Не верю, и все тут! Чтобы ты один против всех… Да еще и Пивня… Хоть и кривой был, но рубака еще тот… В жизни не поверю!
Задумавшись, Кочубей прикрыл глаза и стал покусывать кончик пера. Потом, приняв решение, резко бросил его на стол.
— Пошли! Болтать языком все горазды… Посмотрим на тебя в деле. Степан! Степан! А ну, крикни Мацюру, Шмеля да… да Смолия. Пусть сабли возьмут. И ты, голубе, бери свою сабельку да и выходи… во двор.
Одно дело разогнать ватагу неумелых мужиков, а совсем другое "бытыся з вправнымы козакамы". Но делать нечего. Как говорит Жаклин: "Назвался груздем – полезай в кузов".
С любовью посмотрел на арабский клинок: не подведет! На моей стороне быстрота реакции, сила, оружие, опыт поколений и… телепатия. У них же – всего лишь численное превосходство.
Но, как оказалось, и это немало…
В парке уже собрался народ. Похоже, новости здесь разлетаются мгновенно. Слуги, охрана, канцеляристы, словно заранее знали о предстоящей потехе. Соблюдая кастовость, негромко переговариваясь, толпились в стороне и, похоже, делали ставки. Рядом с Кочубеем стояли Любка, Мотря и ее зеленоглазая подруга Настя.
Рассматривая противников, я скинул тесноватую куртку и, немного подумав, рубаху. Вспотею, налипнет пыль… а стирать кому? Наверное, за меня из всех присутствующих переживали только братья Кумедни да еще побледневшая и глубоко дышавшая Настена…
Двое из трех соперников мне знакомы – вчерашние сторожа у ворот. Старший, которого звали Мацюрой, явно не испытывал восторга от предстоящей баталии. Бывалый вояка прекрасно понимал, что с оружием шутки плохи. Тот, кого звали Шмелем, крупный и сильный, казалось, был не слишком поворотлив. Из расстегнутой рубахи выглядывала густо заросшая черными волосами грудь, на которой, как и у меня, висел медный крестик. Единственный, кто радовался предстоящему поединку, так это завистливый Смолий. Юнцу не терпелось свести счеты с заносчивым незнакомцем: "случайно" рубануть саблей, пустить кровушку.
— Начинайте, только бережно! Смотрите, хлопцы, не порубайте мне гостя. Я хочу только посмотреть… до первой крови – и сразу отходите. Слышите?
— Слышим, пане! — за всех ответил Смолий. — Мы осто… ро…жненько… совсем…
В этот момент раздался стук копыт и скрип колес. Во двор въехала карета пани Мирославы Дольской. Слуга помог ей выйти. Поздоровавшись, она встала рядом с Кочубеем.
— Начинайте!
Затягивать поединок я не собирался. Отбил пробный выпад Шмеля, крутнулся, нырнул под руку Мацюры и, уклонившись, от зазубренной "шабли" Смолия, сильно ударил его ногой в солнечное сплетение. Вновь парировал удар Шмеля, едва не прозевал выпад Мацюры – "шабля" просвистела над ухом. Ударил по ней сверху арабским клинком. И вновь металл, взвизгнув, рассыпался мелкими осколками. Один из них вонзился в бедро противника. Охнув, он присел. На шароварах расползалось темное пятно крови. Растерявшегося Шмеля чуть отвлек ложным выпадом, и ударил ногой в коленную чашечку. Тем и закончил представление, длившееся не более десяти секунд.
Зрители оцепенели в шоке, пытаясь понять, "переварить" увиденное. Я же подошел к лежащему на земле Смолию, испугавшись, что ненароком убил парня. Но, слава Богу, тот дышал и постепенно приходил в себя.
— Андрию… — не то простонал, не то прошептал Кочубей. — Ты же мог их поубивать… Зачем?
— Твоя милость хотела проверить… Разве не так? — глядя ему в глаза, жестко переспросил я. — Проверили?
— Прочь с моих глаз… Нужен будешь позову… хай тоби грець…
Пострадавшим от "потехи" уже оказывали помощь.
За спиной я услышал дрожащий от волнения голос Мирославы, отчего акцент стал еще заметней.
— Пане Васылю! Отдай мне этого козака! — просила она, словно я был всего лишь занятной плюшевой игрушкой.
И, после секундной паузы:
— Не могу! Не могу, вельмышановна! И хотел бы, та не могу! Родственник он. Дальний родственник моей Любки… Принесла же нелегкая…
* * *
Уж не знаю, какие она нашла доводы, но всего пару часов спустя Кочубей велел сопровождать панну в имение.
— Проведешь к дому и все, возвращайся. Разве что не успеешь засветло, тогда, пусть завтра, утром… Сам уже смотри…
Мне показалось, что в его усах притаилась хитроватая ухмылка.
Пани, удобно пристроившись на мягких подушках, ехала впереди, я следом. Оставалось только лицезреть ее шикарные каштановые волосы и еще двух казачков, молча скакавших рядом.
Они то и дело бросали в мою сторону недовольные взгляды, но конфликтовать не решались. То ли наглядный урок усвоили, то ли не велела госпожа.
Я тоже зря на рожон не лез. Больше того – долго не мог понять, где мое место? Да и вообще, какую роль играю? И что значит ухмылка Василия Леонтьевича.
Вначале ехали по знакомому "шляху" ведущему к Будыщам, затем – по Зеньковскому тракту и, наконец, свернули на проселочную дорожку.
Дождь прекратился только утором, из-под копыт лошадей летели комья грязи, а колеса кареты оставляли за собой глубокие борозды.
Наконец пани Дольская удосужила меня вниманием. Оглянувшись, лукаво блеснула голубыми озерцами глаз. Словно что-то хотела сказать, но затем передумала.
Я старался ехать, будто на соревнованиях по выездке – ровно держа спину, легко и грациозно, как требовал Збигнев Шевич, старенький учитель по верховой езде и фехтованию частной школы-пансиона в неимоверно далеком будущем.
Мирослава, слегка передернув плечами, отвернулась. Честно говоря, меня это если не разозлило, то подзадорило. Не выдержав, решил "заглянуть" в ее мысли… Лучше б этого не делал!
"Самец, бесспорно, хорош! — думала она. — Но слишком уж пыжится. Да и грязен, наверняка, как все прочие. Потом воняет и конским дерьмом… Когда же эти скоты научатся мыться?"
Наверное, вся кровь собралась в моих щеках. Мирослава была права! Последний раз я купался… ну, скажем, несколько дней назад.
Как быстро с человека слетает налет цивилизации! Стоило попасть в надлежащие условия, и триста пятьдесят лет – мигом долой: рублю головы, скачу верхом на коне, пыжусь, раздуваю щеки, топорщу усы. Напрочь забыл о чистом носовом платке, белье и мобильном телефоне. Совсем одичал. Бреюсь и то по праздникам. Есть! Зубы, хоть и солью, но чищу регулярно.
