есть территория (territorium), но нет твердой земли (terram)».
Население новой столицы считалось довольно зажиточным и составляло 5000—10 000 человек. Шло изготовление таких предметов роскоши, как изделия из слоновой кости и мраморные саркофаги – только теперь уже насыщенные христианской символикой. Их доселе еще довольно много в храмах и музеях Равенны, а порой и даже просто на улицах (как у могилы Данте). Эти равеннские саркофаги – просто уникум. У кого глаз привык к классическим античным римским саркофагам – удивится безгранично. Равеннские саркофаги – большие, не сказать огромные, порой на мощных львиных лапах; тянущиеся вверх, покрытые полуцилиндрическими крышками – когда гладкими, когда чешуйчатыми, но главное – их необычные узоры, сочетающие античную технику исполнения с библейскими сюжетами! Вот три волхва во фригийских колпаках подносят свои дары Богоматери и Младенцу; вот пророк Даниил воздел руки в молитве, находясь в львиной яме в окружении смиренных хищников; вот Христос с крестом на плече попирает, по слову Псалмопевца, льва и змия, а ему предстоят два первоверховных апостола, Петр и Павел; жены-мироносицы пришли к пустой гробнице Христа, чтоб помазать Его тело погребальными маслами, но ангел благовестит им о Воскресении Спасителя; обвитый погребальными пеленами Лазарь выходит из гробницы, откликнувшись на призыв Сына Божия выйти вон; также присутствуют пальмы, излюбленные в равеннском искусстве голуби (как известный новозаветный символ Св. Духа), агнцы (прообраз Христа, основанный на пророчестве Второ-Исайи: «Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53: 7), словах св. Иоанна Крестителя о Христе: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29) и видениях Апокалипсиса)…
Императорский равеннский дворец времен Гонория – вопрос темный. Ясно, что его не могло не быть, и, судя по Агнеллу и иным источникам, он даже мог быть не один. Возможно, он стоял у базилики Иоанна Богослова; может быть, у Цезарейских ворот; вероятно также, что он идентичен с более поздним дворцом Теодориха (что противоречит свидетельству Агнелла, разграничивающему их). Название его было связано с лавром (palatio in Lauro, Laurenti palatio), как и константинопольского Дафни (с греческого η δάφνη – «лавр»).
Говоря о храмах эпохи Гонория, придется, в основном, ограничиться описанием утраченного; причем, как это будет и впоследствии, рассказ об архитектурном памятнике постоянно будет выбиваться из хронологических рамок той или иной главы; всегда же были ремонты, перестройки, новые благоукрашения и т.д., а постоянно обсуждать одни и те же объекты в разных главах, пожалуй, будет и нудно, и неверно. Начнем мы с главного храма Гонориевой столицы – базилики Воскресения Христова, иначе – Урсианы (в честь построившего ее епископа Урса (на кафедре в 379—396 гг.); как свидетельствует Агнелл (пер. с англ. – Е.С.), именно Урс «…первый начал строить Богу храм, так что христиане, ранее рассеянные по хижинам, воистину были собраны в единое стадо». Автор и рад был бы дать ее подробное описание, однако в 1733 году это здание, простоявшее почти 14 столетий и пережившее многочисленные ремонты и переделки в IX, X, XIV и XVI вв., а равно и разграбление французскими войсками в апреле 1512 г., было снесено по приказу архиепископа Маттео Фарсетти (история должна знать имена своих вандалов!), возжелавшего иметь новый собор. Поэтому соберем все доступные крохи информации, и получится, в принципе, не так уж мало.
Сначала, впрочем, необходимо отметить, что проблема датировки этой базилики совпадает с таковой же касательно Гонориевой крепости. Из годов епископства Урса очевидно, что он скончался ранее переноса столицы в Равенну. Отсюда вытекают определенные сложности, которые каждый исследователь решает по-своему. Во-первых, остается шанс на то, что собор был возведен действительно Урсом и действительно в годы его управления равеннской Церковью. Это свидетельствует о «предстоличном» расцвете Равенны, что вполне допустимо. Хаттон приводит год освящения базилики – 385-й. Более оправданным, конечно, кажется вариант, что, перенеся свою резиденцию в Равенну, Гонорий возжелал дать своей столице подобающий ее статусу собор, таким образом, его возведение не совпадает с датами жизнедеятельности Урса. Из этого затруднения выходят по-разному: Джанфранко Бустаккини относит ее строительство к первым годам V в., но приписывает епископу Неону (на кафедре в 450—452 гг.), что явно ошибочно. Зависимостью от переноса столицы Гонорием датирует строительство Урсианы и профессор Бовини. Д. Маускопф-Дельяннис вообще предлагает передвинуть даты епископства Урса на 405—431 гг., не без натяжки предполагая идентичность епископов Петра I (на кафедре в 396—425 гг.) и Петра II Хрисолога (на кафедре в 432—449 гг.), выдвигая предположение, что именно Хрисолог наследовал Урсу, оставляя под вопросом существование Иоанна (на кафедре в 430—432 гг.) и даже не поминая Экзуперанция (на кафедре в 425—430 гг.). Даты приведены по работе О.Р. Бородина «Равеннский экзархат», опубликовавшего традиционный список предстоятелей равеннской церкви, официально ею принятый. В этом Д. Маускопф-Дельяннис, впрочем, не оригинальна: такую историческую реконструкцию отмечает в своей работе и Э. Хаттон.
Базилика Христова Воскресения имела пять нефов (продольных частей), разграниченных четырьмя рядами больших колонн, общим числом 56, заимствованных, как было уже упомянуто в предыдущей главе, из разрушенного христианами храма Юпитера; еще две добавочных колонны стояли при входе в апсиду (доныне сохранились лишь 4, поскольку при «реконструкции» рабочие безжалостно размолотили древние колонны и капители ради пестрого украшения нового пола разноцветным древним мрамором). Поскольку барочный собор был выстроен «в размерах» прежней базилики, есть смысл думать, что ее длина составляла 60 м, ширина – порядка 35 м; изначальный план базилики был весьма прост: прямоугольник, центральный неф которого заканчивался апсидой – полукруглой изнутри и пятигранной снаружи и увенчанной полукуполом. Потолок, стены и купол были все покрыты мозаикой; на «женской» стороне церкви (а такое разделение, на женскую и мужскую части, существует доныне в греческих церквях) была мозаика св. Анастасии; другие известные мозаичные изображения базилики – более поздние, чудом уцелевшие (якобы архиепископ хотел сохранить изукрашенную мозаикой апсиду в новом строящемся соборе, но апсида не выдержала отделения от конструкции базилики, нарушились связи, и она обрушилась) и пребывающие ныне в Архиепископском музее – епископов Урсицина и Барбациана, св. Виталия, апостолов Петра и Иоанна Богослова, Богоматери Оранты (молящейся), – по крайней мере, хотя бы они сохранились, пусть и в перекладке XII века. Если допустить, как это делают некоторые исследователи, что в XII веке мозаики алтаря были не выложены заново, а отреставрированы (либо сделаны заново, но по старой основе), можно представить и этот великолепный цикл, зарисованный архитектором Буонамичи перед обрушением апсиды. В центре была композиция Воскресения Христова (что естественно, учитывая посвящение храма): в центре – Господь Иисус, в левой руке держащий шестиконечный крест, а правой помогающий старому бородатому человеку – вероятнее всего, Адаму – вылезти из саркофага. По бокам Христа – тоже восстающие из саркофагов мертвецы. Далее справа – апостолы Петр и Иоанн входят в пустую гробницу и видят двух ангелов, симметрично этому изображению справа три жены-мироносицы подходят к пустой гробнице, на которую указывает ангел. Все эти сцены обрамлял полукруглый орнаментированный свод с жертвенным агнцем посередине, между головой Христа и агнцем – звездное небо с большим круглым светилом и двумя огромными звездами: побольше – с 8 концами, поменьше – с 7. Выше полукруглого свода в центре – Иисус Христос с крестом на плече, по сторонам его – два ангела (возможно, архангелы Михаил и Гавриил) и святые. Ниже мозаики Воскресения – четыре святых (одна из них – та самая молящаяся Богоматерь), затем с краю слева – сцена из жизни св. Аполлинария, а с
