— А если он поедет самыми объездными, самыми тайными лесными дорогами, тропинками? Если будет петлять, как заяц? Что тогда? Как мы его будем искать вдевятером?
— Не поедет, — Манштейн пригубил вина и с удовольствием вытянул длинные ноги в ботфортах. — Он спешит, у него бумаги, которые в Стокгольме ждут. А когда спешит человек, он забывает об опасностях и стремится как можно быстрее добраться до цели, до конечной точки маршрута. К тому же, если подумать, то круг поиска не такой уж и большой, — Манштейн даже поднял указательный палец кверху.
— Как тебя понимать? — Кутлер жадно опрокинул бокал вина и, утерев рукавом усы черные, уже заинтересованно смотрел на собеседника.
— Из Стамбула будут следить за его перемещениями по территории, принадлежащей османам, а после полякам. Здесь он будет, скорее всего, с охраной надежной. А вот затем он въезжает на земли Силезии. А там у нас достаточно осведомителей. Посему, мой друг, Силезия — вот круг вашего поиска! Здесь с ним будет два, может, три драбанта, переодетых слугами, чтобы выглядело все, как будто дворянин путешествует по Европе. Ну что? Убедил? — Манштейн насмешливо посматривал на Кутлера, опечаленного свалившимся на него невыполнимым приказом. — Так что, как говорят русские, не так страшен черт, как его малюют.
— Наверно, ты прав, — еще нерешительно проговорил Кутлер.
— Конечно, прав! Выше голову, дружище Иоганн. За отличное выполнение приказа тебя ждут награды, деньги, повышение. Может, полк получишь… Ты же знаешь, Миних слов на ветер не бросает. И хоть он приравнял нас в жалованьи с русскими, но предпочтение отдает все равно иноземцам. Возьми, к примеру, его собственный полк кирасирский. Солдат набрал из полков драгунских, а офицеров русских почти всех забраковал. Оставил пару-тройку, а все остальные немцы, датчане, шотландцы. Кстати, отвлекся, кого в помощники возьмешь? Только чтоб русский был!
— Поручика Лесавецкого, моей роты. Унтеров подберем надежных, проверенных.
— В боях бывали? — последовал быстрый вопрос.
— Конечно, и не раз. С поляками, с турками, даже с французами. Помнишь те три батальона под Гданьском? Из полков Блезуа, Перигор и Ламарш? — Манштейн пожал плечами. — Ах, да. Ты еще тогда был в прусской службе. А лягушатники приплыли на свою голову, чтоб косточки оставить на берегу болотистом. Так что не волнуйся. Люди будут надежные. Да, а кто третий-то едет с нами?
— Поручик Веселовский Алексей Иванович Вятского драгунского полка.
— А ты его знаешь? — Кутлер взглянул на Манштейна пристально.
— Знаю. Перекоп брали вместе. Меня раненного передал солдатам, чтоб вынесли, а сам атаку возглавил отчаянную. Его не только я, его фельдмаршал знает. Миних определял Веселовского в Шляхетский корпус в Петербурге.
— Одно дело Перекоп брать…, — задумчиво произнес Кутлер. — А здесь совсем иное. Считай, на большую дорогу выходим. Дело-то разбойное, — ухмыльнулся.
— Но-но, Кутлер, это ты брось. Ты слуга государев и приказ воинский исполняешь, а не людей грабить едешь. Ловишь шпиона шведского, который в сговоре с врагами нашими, и уничтожаешь его. Чем он турок-то лучше? — возмутился Манштейн, хотя у самого на душе скребли кошки. Понимал, что дело нечисто. Да и насчет Веселовского сомнения закрадывались. Правильно ли он сделал, что выбор свой на нем остановил? Гнал от себя эти мысли.
— Турка-то это понятно. Только не турок он, а швед. А мы вроде бы как не воюем пока со Швецией.
— Капитан Кутлер, — повысил голос Манштейн, — вас какие-то сомнения мучают по выполнению приказа главнокомандующего?
— Нет. Сомнений нет, — уже твердо ответил Кутлер. — Исполним все в лучшем виде. Так и передай его сиятельству.
— Тогда все решено. Сутки на сборы. Мне нужно еще предупредить Веселовского. Завтра к девяти вечера вам всем быть надлежит у фельдмаршала. Получите инструкции личные, пасы дорожные, деньги и так далее. Оружие чтоб было в исправности. Лишнего не брать — палаши и пистолеты седельные. Чай, не на войну едете, — издевательски заметил. — Завтра в ночь в путь тронетесь. Лошадьми по всей дороге будете обеспечены. Нет — значит, купите. На лошадях не экономить! В погоне конь решает все. Честь имею, капитан, — и Манштейн выскользнул из его палатки, направляясь к ожидавшим его кирасирам.
Русские полки, в том числе и Вятский драгунский, сначала стояли у Переволочны и готовились к переправе. Все ожидали окончания работ по наведению моста понтонного. Как только работы закончились, кавалерия первой перешла на другой берег Днепра и стала медленно двигаться по направлению к Бугу, устраивая постоянные растаги[16], поджидая медленно идущую пехоту и растянувшиеся обозы. Начало нынешней кампании очень напоминало прошлогоднюю.
Прошлым летом армия также переправилась сначала через Днепр, затем форсировала Буг и, выстроившись не в колонны, а в три огромных каре, медленно ползла по направлению к Очакову. Такой способ построения Миних считал наиболее удачным для отражения атак внезапных быстрого противника. Зато драгунские полки обрекались на полное бездействие. Ставя кавалерию в одном ряду с пехотой прикрывать фланги, Миних приказывал спешить первую шеренгу, оставляя на расстрел и лошадей, и вторую, и третью шеренги. Неудивительно, что историки драгунских полков не имели никаких фактов из боевой деятельности кавалерии в течение этих походов. Драгуны почти не бывали отделены от каре, а были как бы пришиты к флангам пехоты или многочисленных обозов. Никакой самостоятельности, а всегда в массе, в «армии», как говорил Миних. Характерно и наступление знаменитых Миниховских каре: пройдут немного, остановятся, постреляют из пушек, после снова возобновляют марш свой.
Засевший в Очакове гарнизон турецкий выжег всю степь перед крепостью на 20 верст. Миних принимает решение оставить всю кавалерию и обоз позади всей армии, вне полосы, выжженной турками, где оставалась трава для лошадей. Таким образом, драгуны участия в боевой работе войск не принимали, ограничиваясь охраной обоза и флангов армии. С армией пошли одни казаки.
Необычайная удача сопутствовала Миниху. Не имея никаких сведений об укреплениях Очакова, о количестве пушек на его стенах, о численности гарнизона, без осадной артиллерии, без штурмовых лестниц, без кавалерии, он стал все-таки обладателем турецкой крепости.
Подойдя к Очакову и с ходу отразив вылазку гарнизона, Миних приказал обстреливать крепость из орудий полевых. Осадных-то не было! К счастью, сильный ветер вызвал пожары значительные. На следующий день начался штурм, в котором удача сначала русским сопутствовала. Миних бросал все новые и новые полки в атаку. Шла жесточайшая сеча. Когда кончались патроны, дрались прикладами, лопатами, кирками, топорами и даже камнями. Миних, выхватив шпагу из ножен, лично повел в атаку батальон Измайловского полка. Отсутствие штурмовых лестниц и фашин не позволяло преодолеть рвы глубокие Очакова, и атака начала захлебываться. Турки кинулись преследовать отступавших русских, добили всех раненных, но были остановлены огнем нашей артиллерии. Миних был в отчаянии и, ломая руки, кричал:
