– Мадам, – сказал я, – вы не станете меня осуждать, когда все узнаете. Я беру этот плащ по крайней необходимости, но если вы скажете мне имя человека, которому посчастливилось стать вашим мужем, я пришлю ему плащ обратно.
Ее лицо немного смягчилось, хотя она и пыталась сохранить суровое выражение.
– Имя моего мужа, – ответила она, – сэр Чарльз Мередит. Он направляется в Дартмурскую тюрьму по важному государственному делу. Прошу вас, сэр, идите своей дорогой и не прикасайтесь ни к чему, что принадлежит моему мужу.
– Единственное, принадлежащее вашему мужу, я страстно желаю, – заявил я.
– Поэтому и вытащили из кареты! – отозвалась она.
– Нет, – возразил я. – Осталось в карете.
Она по-английски искренне рассмеялась.
– Вместо того, чтобы разбрасываться комплиментами, вы бы лучше вернули плащ моего мужа… – начала она.
– Мадам, – ответил я. – Это невозможно. Если вы позволите мне подняться в карету, я объясню, почему так нуждаюсь в плаще.
Лишь небеса знают, на какую авантюру я готов был пуститься, если б в это мгновение вдалеке не раздался возглас, в ответ на который извозчик завопил и замахал руками. Сквозь потоки дождя в темноте я увидел свет фонаря, который хотя и был еще далеко, но быстро приближался.
– Простите, мадам, но я вынужден покинуть вас, – сказал я. – Можете быть уверены, что я позабочусь о плаще вашего мужа.
Несмотря на то, что следовало поторапливаться, я нашел минуту, чтобы задержаться и поцеловать прекрасную ручку. Незнакомка отдернула ее с восхитительным притворством, словно была оскорблена моим поступком. Когда фонарь приблизился, извозчик выступил вперед, намереваясь помешать моему бегству. Мне пришлось перекинуть драгоценный плащ через плечо и броситься в спасительную темноту.
Мне предстояло пересечь широкую, поросшую вереском пустошь в оставшиеся до рассвета часы. Я снова помчался навстречу ветру и бежал долго, пока не упал от изнеможения. Отдохнув несколько минут, отдышавшись в густых зарослях вереска, я рванул вперед еще раз, пока мои колени не подогнулись. Я был молодым и сильным, мои мускулы крепки как сталь, а двенадцать лет, проведенные в битвах, лишь укрепили мое тело. Поэтому я смог продолжить свой безумный бег еще три долгих часа. Как вы понимаете, ориентиром мне служил ветер. Я подсчитал, что расстояние между мной и тюрьмой должно было составить не менее двенадцати миль. Вот-вот должен был наступить рассвет. Я припал к земле среди вереска на одном из невысоких холмов, которыми изобиловала местность. Здесь я намеревался спрятаться до наступления темноты. Мне было не привыкать спать на ветру и под дождем. Закутавшись в толстый и теплый плащ, я вскоре погрузился в дремоту.
Однако сон не принес мне покоя. Я ворочался и просыпался. Кошмары мучили меня. Казалось, что все идет не так, как должно. Под конец мне приснилось, что я пытаюсь прорвать непоколебимое каре венгерских гусар во главе одного эскадрона. Лошади падали от усталости. Все было точь-в-точь, как когда-то под Эльхингеном. Я привстал на стременах и закричал: «Vive l’Empereur»! В ответ раздался громкоголосый хор гусар: «Vive l’Empereur»! Я подскочил на месте. Возгласы все еще звучали у меня в ушах. Я протер глаза, размышляя, не сошел ли с ума. Крик луженых глоток моих гусар «Да здравствует император» раздавался снова и снова. Я осторожно выглянул из кустов, которые служили мне укрытием. В ясном утреннем свете я увидел то, что ожидал увидеть меньше всего.
Прямо передо мной возвышался грозный силуэт Дартмурской тюрьмы! Высокие стены нависали над землей на расстоянии всего лишь нескольких ярдов от меня. Пробеги я еще пять минут, я бы ударился головой о стену. Меня настолько поразило увиденное, что я не сразу сообразил, что произошло. Затем все стало ясно. В приступе отчаяния я обхватил голову руками. Ночью ветер переменился. Сначала он дул с севера на юг, а затем с юга на север. Я бежал навстречу ветру, поэтому, промчавшись десять миль в одном направлении, развернулся и проделал путь обратно. Таким образом, под утро я оказался там, где начал свой побег. Бешеная гонка, падения, прыжки в темноте завершились ничем. Все казалось настолько абсурдным, что горе сменилось изумлением. Я свалился на траву и стал хохотать, как безумный. Успокоившись, я закутался в полы плаща и стал размышлять, как поступить дальше.
Один из уроков, которые я хорошо усвоил, учил, что нельзя называть событие неудачей, пока оно не завершено. Разве не следует все обдумать на свежую голову? Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что инцидент на дороге сыграет мне лишь на руку. Действительно, погоня началась с того места, где я повстречал карету. Я видел, как солдаты спешили по дороге в другую сторону. Никто не мог и предположить, что я нахожусь совсем рядом. Я преспокойно лежал на вершине холма. Очевидно, заключенные прослышали о моем побеге. Радостные вопли, вроде тех, что разбудили меня утром, неслись из-за крепостных стен. Мои товарищи не могли даже представить, что человек, бегство которого они праздновали, находился совсем неподалеку. Достаточно было лишь выглянуть из окон башни, чтобы увидеть меня. Что касается меня, то ничего, что происходило во дворе тюрьмы, не могло укрыться от моего взора. Пленные воины толпились небольшими группами, радостно жестикулировали и обсуждали мой побег. Неожиданно раздались ругательства. Я увидел, как стражи вынесли во двор Бомона. Его тело и голова были обернуты бинтами. Негодяй лежал на земле под охраной часовых. Не могу вам передать, какую радость я испытал, увидев его. Во-первых, я удостоверился, что не убил его. Во-вторых, судя по реакции моих товарищей, они поняли, что произошло. Они слишком хорошо знали меня, чтобы поверить, будто я бросил его.
Целый день я лежал под прикрытием кустов и слушал, как колокола отбивают час за часом. Мои карманы были полны хлеба, который я собрал загодя, при подготовке к побегу. Порывшись в карманах плаща, я обнаружил серебряную флягу, наполненную превосходным бренди. Таким образом, я провел время, не испытывая особых трудностей. Кроме фляги, в карманах находились: носовой платок красного шелка; изящная табакерка и голубой конверт с красной сургучной печатью. Конверт был адресован начальнику Дартмурской тюрьмы. Что касается фляги, платка и табакерки, то я намеревался отослать их обратно, как только окажусь в безопасности. Что касается письма, то оно привело меня в некоторое замешательство. Начальник тюрьмы всегда относился ко мне с подчеркнутым уважением. Вскрыть его корреспонденцию казалось недостойным человека чести. Я уже было решил оставить письмо под камнем на расстоянии мушкетного выстрела от тюрьмы. Но это может помочь моим преследователям в поисках. Я не придумал ничего лучшего, как оставить письмо у себя и отправить начальнику тюрьмы при случае. Я аккуратно спрятал злополучный конверт во внутреннем кармане плаща.
