Надо также учитывать, что все эллины одновременно попали под подозрение. Соглядатаи рыскали повсюду. От масштабных репрессий персов удерживало лишь то, что на службе у Дария состоят более двадцати тысяч греческих наемников. Серьезная сила, способная на многое.
Размышления аптекаря прервал громкий стук в дверь. Элай быстро выбрался наружу, поставил плиту на место и расстелил ковер, но вместо того, чтобы открыть саму дверь или маленькое оконце в ней, отодвинул висевшее на стене деревянное изображение богини Гестии[35]. За ним скрывался маленький стеклянный глазок. Точно такой же, тщательно отполированный, находился на другом конце скрытой в стене полой трубки. Она выходила сбоку от дверного проема и позволяла видеть все, что происходит снаружи. Торопливые удары возобновились. Те, кто находились на улице, явно теряли терпение. Прильнув глазом к хитроумному приспособлению, аптекарь увидел, что перед дверью стоят трое вооруженных мужчин.
Свободы в мире нет — барон ли, князь ли, граф,
А кто-то выше есть, и высший — он и прав.
Пока живешь, ты раб — до гробовой минуты,
У всех один покрой, различны только путы…
Ренье Матюрен, "Маркизу де Keep", пер. В. Левина
— Плети захотел?! В сторону!
Фансани выглянул наружу. Один из охранников Эгиби шел перед носилками, окриком, а чаще щелчками кнута расчищая дорогу. Бывало, огревал замешкавшегося простолюдина, но так — слегонца, не с целью покалечить, а чтобы раззява поскорее возвращался с небес на землю, освобождал проход важному человеку и не вяло, как бы нехотя, а резвой рысью.
На мосту, соединяющем две части Вавилона, всегда толпился народ. Большая часть настила сдавалась в аренду торговцам. Их палатки теснились по бокам, а в центре оставался проход, где с трудом могли разойтись две пары носилок.
Весь конвой Фарсани состоял из четырех человек. Двое держались с боков. Еще один замыкал процессию. Для поездки днем по городу — вполне достаточно. Большее число сопровождающих могло привлечь ненужное внимание.
Тащили носилки восемь рабов. Управляющий Эгиби, каждый раз забираясь внутрь, вспоминал, что, сложись обстоятельства иначе, и ему бы пришлось вот так таскать под палящими полуденными лучами на своих плечах чью-то жирную тушу. Но египтянину повезло. Хозяин его заметил и стал выделять средь других, когда он был еще ребенком. Мальчугана обучили счету, письму, персидскому и греческому языкам. С одной стороны — грамотный раб-полиглот стоит в разы дороже, чем неуч, и тут понять интерес Эгиби можно. Но с другой — кто же станет тратить время на бездарь? Значит, была в нем какая-то жилка, заставившая разглядеть человека, который со временем сможет взять на себя управление всем хозяйством торгового дома, стать правой рукой его главы.
Одним словом, дал ему хозяин шанс, а там уж он и сам не оплошал. Вертелся-крутился, где лестью, где подобострастием, а где интригой какой пробивался вверх, расталкивая локтями попутчиков. И вот оно — прямое доказательство и статуса, и доверия: кружочки золотых монет в бокастом, обитом медью сундучке, что стоит возле ног.
Другому такого вот ларца хватило бы на всю жизнь, и детям с внуками по наследству было бы, что передать. Но египтянин умен. О большом куше сразу мечтают только дураки. Идут на риск и всегда попадаются. Он не такой. Если и брал где свое, то понемногу, чтобы все было шито-крыто. Он давно бы уже мог выкупить себя из рабства. Но вопрос этот предпочитал не поднимать. Считал, что рано. Вот поднакоплю еще, — говорил он себе, — а там уже…
— Убрался по-быстрому! Зашибу, сказал!
Фансани приподнял тончайшую занавеску и вновь высунул голову наружу. Поперек дороги стояла телега, груженая доверху мокрыми телячьими шкурами. Владелец груза, что есть сил, тянул запряженного в нее осла, но тот уперся ни в какую. Египтянин глянул по сторонам. Стражники были начеку. Зажав рукояти мечей в ножнах, они внимательно следили каждый за своим участком.
Управляющий Эгиби нетерпеливо махнул рукой. Стоящий впереди охранник ожег животное ударом плети. Осел пронзительно заорал и рванул вперед. Путь был свободен. Фарсани вновь откинулся на мягкие подушки.
Он давно уже стал замечать за собой, что постепенно привык к комфорту. В свои тридцать два года рядовой раб многого добился. И что самое главное — добился сам. Мать умерла, когда ему едва исполнилось десять. Он всегда с грустью вспоминал эту красивую, тихую женщину. Отца управляющий Эгиби не помнил. Матушка рассказывала, что он погиб еще до рождения ребенка. Каракурт[36] забрался в дом — укус в шею был смертелен.
Легкий толчок о землю возвестил управляющего о том, что они прибыли. Двухэтажный дом эллина с высоким забором ничем особенным от других таких же строений не отличался. Видно было, что обитает здесь человек не бедный. Но и особо роскошным его жилье не назовешь. Фансани не переставал удивляться, зачем врачу и аптекарю сразу такая большая сумма. Хозяин приказал держать язык за зубами, а на месте по возможности осмотреться. Вдруг удастся что-то заприметить.
Охранники подошли к двери и постучали. Он, как и положено, пока оставался внутри. Ждать пришлось пару минут. Открыл сам эскулап.
— Милейший Фарсани, входи скорее — расплылся Элай в улыбке, — никак не ожидал, что сам пожалуешь.
— Как, как же — такие деньги, — засуетился управляющий Эгиби.
Он вытащил из паланкина ларец и внес его в дом.
— Буду расширять дело, — не дожидаясь вопроса с энтузиазмом произнес аптекарь. — Война, считают люди знающие, вот-вот возобновится. Этот македонский самозванец, убийца греков, якобы отказался от щедрого предложения нашего великого правителя о разделе империи. Так что скоро вновь хлынет поток раненых да больных: только и успевай лечить да торговать.
— Вот. Вся сумма. Давайте пересчитаем, — Фарсани открыл сундучок и стал выкладывать на стол тяжелые мешочки.
Когда подсчет был завершен, управляющий поднялся и раскланялся. Уже на пороге Элай взял его за локоть.
— У тебя ведь оба родителя египтяне? — задал он несколько странный вопрос.
— Думал, это заметно, — с достоинством ответил раб.
— То есть, бояться тебе нечего? Я тут навел кое-какие справки: многие убеждены, что тайная секта все-таки существует.
Оба стояли рядом в дверном проеме, и Элай в упор смотрел на гостя.
— Пустая, ни на чем не основанная болтовня, — пожал плечами Фарсани.
— Но люди ведь пропадают, — аптекарь по-прежнему сжимал локоть собеседника, не давая ему уйти, — та женщина, что бросилась к вам в конторе, прямое тому подтверждение. Она свободный человек, а ты раб, и ты обошелся с ней не очень-то вежливо.