- Мне только чуть грустно, - решил сказать он правду. - Мой друг Гужон собрался покидать наш квартал. Его родители открывают магазин довольно далеко отсюда - где-то в Тюильри. Вчера узнав об этом, я ночь почти не спал.
- Это не так далеко, - ласково сказала Элеонора и взяла при этом за руку.
- Конечно нет, но по-старому все равно не будет. Мы не увидимся больше (и он вздохнул). И ещё говорят, что по жалобам монахинь из приюта всех шлюх заставят перебраться в другие места. И если Святой Отец и Николя Безымянный тоже уедут, я останусь совсем один!
После минутной паузы Элеонора, тронутая этой его внезапной меланхолией, сказала:
- Фанфан, ты бы хотел здесь жить? Тебе бы нравилось у нас?
- Здесь? - ошеломленно воскликнул он. - С вами?
Она кивнула. Фанфан огляделся, не веря своим глазам, потом рукою ткнул себя в грудь:
- Я?
- Да, ты! Ты, милый маленький беспризорник!
- О, я бы лучше жил здесь, чем с Картушем! - наивно заявил он и добавил в качестве пояснения: - Это мой старый друг, он орудует в районе Бастилии и вокруг нее. Я говорил себе, когда шел к вам, - чем быть одному, лучше присоединиться к банде Картуша!
- А что твоя семья?
- Ну, моя семья...
- Я знаю! - (Элеонора поднялась, взяла какую-то коробочку и протянула Фанфану конфетку). - О тебе уже никто не заботится, живешь зимой в этой ужасной кузнице, где нет огня, ешь, где придется, и часто никуда не ходишь, потому что тебе не нравится, что происходит дома. А ночью часто плачешь.
- О, это нет! Я никогда не плачу, никогда! - воскликнул он, словно его иголкой ткнули, но тут напоминание о его жалкой доле взяло свое, подбородок задрожал и Фанфан к стыду своему почувствовал, как по щекам его текут неудержимые слезы. Он вдруг захлопал носом, но между двумя всхлипами все же сумел спросить:
- Но как вы узнали, что я плачу? Ведь это видел лишь Святой Отец?
- Он рассказал своей матери... ну, а остальное... в чем ты ему не мог довериться, мне рассказала одна моя заказчица, мадам Трикото.
- Мадам Трикото?
- Мать Святого отца.
- О, мадам шлюшка? Я и не знал, как её зовут. Ну нет! Святой Отец, предатель чертов! Что он наговорил обо мне? Я ему задам!
Фанфан действительно был зол: они-то говорили как мужчина с мужчиной, а этот олух все раззвонил своей матери!
- Успокойся, - рассмеялась Элеонора. - И съешь конфетку! Святой Отец сделал это, потому что он тебя любит. Ну что? Согласен? Будешь жить у нас?
Фанфан стремительно кинулся ей в объятия, расцеловал в обе щеки, но при этом вновь расплакался. Когда же успокоился, сказал:
- С вашего позволения... мне нужно ещё подумать. - Он не переносил никакого давления, как бы не хотелось ему чего-то.
- Пойдем теперь сказать Фаншетте, что ты согласен, - сказав это, Элеонора загнала Фанфана в угол.
- Так значит я вам так нравлюсь? - спросил он едва слышно.
- С того дня, как я увидела, как порют тебя в приюте августинок, - я поклялась защищать тебя, мой дорогой!.
Элеонора Колиньон сама зашла к Фелиции чтобы сказать, что наняла её племянника в помощь по хозяйству и что впредь Фанфан будет жить у нее. Все это было недалеко от правды, поскольку сам Фанфан заявил категорически, мол, будет её гостем только при условии, что ему будет поручаться любая работа.
Фелиция уронила пару слез, не больше. Когда Фанфан узнал, с какой бесчувственностью восприняла новость та, что воспитала его от рождения, его это больно задело. Возможно, он надеялся, что Фелиция начнет возражать и что вернет ему прежнее место в её жизни (хотя и не рвался к этому), но так уж вышло... Чтобы слишком не расстраиваться, тут же решил, что выбросит Фелицию из своего сердца, но должно было пройти немало времени, прежде чем это удалось.
В защиту Фелиции нужно сказать, что та была беременна. Неукротимый любовный пыл Пиганьоля взял верх над её бесплодием. И нежданное новое существо, которое уже шевелилось в ней, забрало на себя все её чувства. Измотанная и отупелая от беременности, она воспринимала все вокруг словно во сне. К тому же Пиганьоль уже неделю как лежал в больнице и Фелиция боялась, что станет вновь вдовой - третий раз в жизни - это слишком много! И все это словно создавало преграду между нею и окружающими. Пиганьоль на рю де ля Гран-Трюандери угодил под дилижанс из Меца: попав под колеса, обе ноги оказались сломанными, и не в одном месте.
Учитывая, как равнодушно был воспринят его уход, Фанфан сам не пошел за теми вещами, которые составляли все его достояние: томиком Плутарха, жизнеописанием Генриха IY, переводом "Одиссеи" и ещё несколькими книгами. Вместо него за ними зашла Фаншетта. С её же помощью Фанфан забрал и то, что унаследовал от Филиберта Тронша: одно ружье, один мушкет, несколько пистолетов разного калибра, небольшую наковальню и инструменты - все это он сложил в сарай, стоявший у Элеоноры в саду, и запер.
В их высоком узком доме, где на каждом этаже было всего две комнаты, его разместили на втором. Такой прекрасной комнаты он никогда ещё не видел. В первый же день он сколотил небольшую книжную полку. При этом напевал и присвистывал, хотя порой и сжимало горло: накануне его приятель Гужон с родителями отправился Бог весть куда - в Тюильри! Прощание их было трогательным. Происходило оно перед приютом Гроба Господня, где им случалось так часто стоять вдвоем, один - прося милостыню, другой - мечтая о путях крестоносцев.
- Прощай, Гужон! Желаю тебе удачи на новом месте!
- И я тебе тоже, - ответил Гужон, - но не прощайся - скорее до свидания!
- Ты знаешь мой адрес.
- А ты - мой.
Они пожали руки.
- Ты распрощался со Святым Отцом и Николя Безымянным? - спросил Фанфан.
- Дружище, не поверишь, они обревелись! - с деланной небрежностью бросил Гужон и торопливо удалился, тоже плача.
И у Фанфана на душе было неспокойно, хотя никогда ещё он не был так счастлив, как теперь. Он приколачивал полку, когда вошла Элеонора, чем-то обеспокоенная.
- Тебя кто-то хочет видеть, - сообщила она. - Он не представился. Странный тип, похож на полицейского. Худой, высокий, длинноносый и весь в черном!
- А, это брат Анже! - воскликнул Фанфан, откладывая молоток.
- Брат Анже?
- Он мне как дядя... он... он был другом моей семьи, моих родителей, которых нет в живых. Периодически меня навещает. Я сам его слегка побаиваюсь, хотя и очень люблю.
И он стремительно помчался вниз.
В самом деле, там был брат Анже. Стоя посреди магазина с треуголкой в руке, он с интересом разглядывал четки, разложенные на прилавке и в витрине.
- Что я вижу, милый Фанфан, - сказал он, увидев входящего, - вы живете теперь в таком месте, которое гораздо роскошнее любого предыдущего, и куда лучше пахнет!