– Что ж, я рад, Алик Пани, но, скажи честно, ты знал о заговоре?
– Знал, – Персаух сжал кулаки, догадываясь, к чему клонит царь, – и что с того? – бросил он с вызовом. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я, свободный вождь, должен был стать доносчиком?
– Но ты мог предупредить, послать своего человека, – вмешался в разговор Силлум.
Персаух обернулся. Тощий жрец стоял чуть позади него и все так же ехидно улыбался.
– Кто этот человек, который считает для себя уместным встревать в разговор вождей?! – Персаух окинул Силлума презрительным взглядом.
– Прости, господин, – обращаясь то ли к царю, то ли к высокомерному вождю, сказал жрец. Согнувшись, он очень быстро подошел к трону и шепнул царю: – Пора…
Почти сразу в зале потемнело. За стенами послышались крики. Персаух прислушался. Он силился понять, откуда доносятся голоса – снаружи или из дворцовых покоев. Но гул бури заглушил все звуки. Вождь бросился к дверям. Два воина преградили ему дорогу. Персаух разглядел несколько теней, мелькнувших за их спинами. А демоны уттуку все громче завывали за стенами, сотрясая их. Песок прерывистыми волнами влетал в отверстия под потолком и с шуршанием расползался по белому полу. Зал наполнился пылью. Она резала глаза, забивала нос. Воины закрыли лица платками, но все же успели вдохнуть пыли и теперь чихали и кашляли, схватившись за горло. Опытный вождь, как ни тяжело ему было дышать, рта не открывал. Ему нечем было защититься от вездесущего песка, кроме как своими ладонями. Он сел на пол, опустил голову на колени и закрыл лицо.
Буйство демонов достигло предела, они свирепствовали за стенами дворца, а внутри него шла битва людей. Персаух слышал крики. Он хотел выбраться из тронного зала, но двери оказались наглухо закрытыми. В кромешной тьме вождь не мог разглядеть вокруг себя ничего. Он потерял счет времени. Колючая мысль свербила мозг: «Как там Ахи, мои воины, как мой верблюд?..» Персаух воочию представлял себе, что делается за стенами цитадели, на открытом пространстве, куда обрушилась буря. Он уже видел такую.
На горизонте, в звенящей тишине пустыни, вдруг выросла черная стена. Она приближалась со скоростью бегущего джейрана, поглощая на своем пути и дома, и людей, и скот, и деревья. Демоны ревели внутри нее, разрывая на части все, что попадало в их алчные пасти. Много бед принесла тогда буря: пал скот, погибли люди. Спаслись только те, кто успел забежать в дома или спрятаться в ложбинках, за кустами саксаула, укрыв лицо от всепроникающего песка. Лишь верблюду, казалось, буря нипочем. Песок оседал на его длинных ресницах, не вредя глазам, да и нос горбача защищали густые волоски. Верблюд мог не только стоять, но и идти в бурю. Не под силу было демонам опрокинуть такую громадину! За это Персаух еще больше ценил своего любимца, на него рассчитывал он и сейчас. «Защитит!» – уверовал вождь.
Буря не прекращалась. Казалось, мир навсегда погрузился в пучину песка или еще глубже – в самое сердце владений Эрешкигаль – бессердечной царицы подземного мира. «Нет! У нее тишина! Это Энлиль – всесильный бог воздуха, злобный ненавистник людей, посылающий мор и засуху, обрушил на нас свой гнев!» – понял Персаух и, воздев руки к небу, воззвал к владыке ветров, прося о пощаде и обещая принести богатую жертву за прекращение бури.
Но и другой глас понесся к богам из дворца. То Верховный жрец Шарр-Ам клял заговорщиков, обвиняя их в гневе богов.
– Вы, пыль на земле, жалкая травинка, поднявшаяся из ее чрева, вы, кто не ведает воли Всемогущего Ану, кому закрыты знаки, посылаемые Энлилем, кто прячет свои глаза от света Шамаша, вы осмелились вмешаться в дела, творимые богами, осмелились подать голос возмущения их деяниям! По воле богов построен этот город-храм, руками всемогущей Иштар водружена тиара царя на мою голову. Но вы, жалкие насекомые, выпустили свой яд, одурманили головы жителей Маргуша, вы пришли сюда за моей гибелью, но нашли свою, ибо только мне ведома воля богов, ибо только я могу слышать их и знать, чего они желают! Покайтесь во имя спасения своих людей! Ваша же участь незавидна! Слышу я, как взывают ко мне посланники Ану, как жаждут они крови – вашей крови, изменники!
Главные зачинщики мятежа были схвачены сразу, как только буря обрушилась на Маргуш. Пятеро вождей, бессильно опустив головы, повисли на крепких руках стражи дворца. Все остальные сбились в кучу и пали ниц, то ли от страха, то ли защищаясь от песка и пыли. Но они услышали глас царя и взмолились о пощаде.
– Ради народа Маргуша, ради нашей плодородной земли, буду просить я Ану успокоить бешеных демонов! – снисходительно согласился Шарр-Ам. Ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным. Тонкая ткань, которая защищала лицо от песка и пыли, не мешала этому, но вот увидеть своего помощника в этом спектакле, оказалось не так легко. Все воины охраны стояли в таких же накидках, Силлум был среди них. Каким-то чутьем понял он, что царь ищет его. И кивнул, привлекая внимание. Шарр-Ам принял кивок за знак, говорящий, что буря идет на убыль, и удалился в свои покои, где в наглухо закрытой от ветра и людей комнате, обратил свой разум к богам.
Долго призывал он своих покровителей Иштар и Шамаша помочь ему, донести его глас до ушей Ану и усмирить гнев Энлиля. Демоны уттуку никак не унимались, кружась на просторах Маргуша в бешеной пляске. Но вот гул их голосов стал отдаляться. Песок больше не влетал в световые отверстия, тьма отступила, и лучи, посланные богом Солнца, пробрались сквозь завесу пыли и осветили растерянных людей в еще недавно казавшемся мирном и чистом зале для приемов.
Силлум тенью шмыгнул к уединенной комнате, где ждала царица, и сообщил, что буря уходит. Тотчас слуги поспешили к царю, понесли чашу с водой для омовения, чистую одежду, начищенные до блеска украшения.
За пределами дворца хозяйничал ветер. Люди попрятались за высокими стенами цитадели, спасая не только себя, но и свой скот. Кому-то повезло – они вошли внутрь и укрылись там между домами. Когда буря пошла на убыль, на башню у ворот поднялся Силлум. В защитной накидке, стоя в облаке пыли, он выглядел, как дух. Но никто и не смотрел на жреца до тех пор, пока он не заговорил. Гул бури постепенно стих и высокий голос Силлума достиг ушей каждого, кто находился недалеко от стен. Жрец вещал о гневе богов, пославших бурю, о заговоре против царя, о его великом служении ради жизни и процветания народа Маргуша. Буря уходила с каждым словом жреца, и люди уверовали в великую силу своего царя – избранника богов, царя, которого слышат и которому внимают боги.
Когда от бури остался только песок на зубах и лежащие в беспорядке с вывороченными деревьями погибшие овцы, среди которых оказались и несколько человек, на башню вышел Шарр-Ам. Его тиара сверкала в лучах вновь появившегося на небе солнца, кожа царя в отличие от всех людей, смотревших на него снизу, была чиста, белоснежный полотняный конас свободно свисал с широких плеч.
