— Ну, и что же, как вы ее находите?
— Я нахожу ее очаровательной.
— Известно вам, как ее зовут?
При этом вопросе генерал почувствовал, как у него закружилась голова.
Если бы он был в мундире, то он вонзил бы шпагу в грудь молодого человека раньше, чем имя этой женщины слетело с его губ.
— Баронесса де Рювиньи.
Едва молодой человек произнес это имя, как занавес опустился, и генерал, обернувшись, схватил его за руку и сказал:
— Сударь, не угодно ли вам последовать за мною?
Де Рювиньи был страшно бледен от негодования. Казалось, он растерзает молодого человека, если тот осмелится не последовать за ним.
Молодой человек утвердительно кивнул головой и пошел вслед за генералом. За ними шли на некотором расстоянии двое: человек с орденом и шевалье д'Асти.
Генерал увлек своего противника в угол залы.
— Сударь, — сказал он ему, — вы владеете тайной, которая, дойдя до меня, становится вашим смертным приговором.
Сказав это, генерал ударил его по щеке перчаткой.
— Я барон де Рювиньи, — прибавил он.
— В таком случае, милостивый сударь, — отвечал незнакомец, бледный, как мертвец, — до завтра, ровно в семь часов, за Ботаническим садом. Я оскорблен и выбираю шпагу.
Затем, бросив визитную карточку к ногам генерала, он взял под руку человека с орденом и вышел из фойе.
Генерал поднял карточку, даже не взглянув на нее, и побежал к д'Асти.
— Шевалье, — сказал он, — я дерусь завтра утром, в семь часов, на шпагах; бой будет насмерть. Вы мой секундант. Не расспрашивайте меня и ни о чем не старайтесь узнать. Пусть эта страшная тайна останется между мной и моим противником.
Генерал де Рювиньи взглянул на карточку своего противника и прочитал: «Маркиз Гонтран де Ласи».
— Гонтран де Ласи! — вскричал он. — Сын лучшего моего друга, сын человека, спасшего меня три раза от смерти. Ах!..
Генерал зашатался, как человек, которого поразил удар грома, и оперся на д'Асти, чтобы не упасть.
— Пойдемте, — прошептал он хрипло, — пойдемте… Я боюсь сойти с ума!
В то время, как генерал уходил из театра под руку с шевалье д'Асти, Гонтран де Ласи — это действительно был он — тоже вышел из театра в сопровождении полковника Леона, которого читатель, без сомнения, уже узнал. Они направились по улицам Сент и Парадиз к отелю, находившемуся на углу площади Бонапарт.
Гонтран вошел в комфортабельное помещение в нижнем этаже, где он с утра поселился вместе с Леоной, и прошел в залу, примыкавшую к спальне. Гонтран был бледен, глаза его лихорадочно блестели. Полковник, наоборот, был холоден и спокоен, как человек, вполне довольный собою. Он даже насвистывал сквозь зубы финал из последнего акта «Семирамиды».
— Полковник, — сказал де Ласи, бросаясь на оттоманку, — понимаете ли вы, что мы сделали подлость!
— Это несчастное совпадение!..
И полковник спокойно пожал плечами.
— Убить его, — продолжал Гонтран, — разве это не значит оскорбить память моего отца?
— Согласен! Но разве вы не замечали, — холодно продолжал полковник, — что когда возвышенные чувства вмешиваются в прозу нашей жизни, то мы делаем глупости?
— Как это? — спросил Гонтран.
— Дорогой мой, если вы начнете говорить фразы о дружбе, уважении к памяти предков и прочее, то кончится тем, что слезы выступят у вас на глазах; вы расстроите себе нервы, лишитесь сна, завтра рука ваша будет дрожать, в глазах появятся красные круги, и вас убьют. Вот до чего доводит поэзия.
Полковник рассмеялся.
— Итак, я должен драться?
— Конечно, если вы не захотите носить на щеке прикосновение генеральской перчатки, да притом вам, наверное, не улыбается драться с шестью членами общества «Друзей шпаги»?
— О, какая низость! — прошептал Гонтран вне себя.
— Мой бедный друг, — сказал полковник сочувственно, — вы еще недостаточно закалены и придаете слишком много значения предрассудкам. Но это пройдет со временем, будьте уверены.
Гонтран не отвечал; он опустил глаза, как преступник, выслушивающий свой смертный приговор.
— Теперь, мой дорогой друг, — продолжал полковник, — если вы захотите выслушать меня, то ляжете в постель и заснете, предоставив мне разбудить вас. Я выберу шпаги и закажу карету. Доброй ночи, прощайте.
И полковник вышел, продолжая напевать арию. Гонтран долго не мог прийти в себя. Наконец, он понял весь ужас ассоциации, в которую он вступил из-за желания обладать Леоной; теперь он понял, что вместо свободного человека он сделался навеки рабом и орудием в руках своих сообщников.
Когда маркиз вошел в свою комнату, то застал в ней Леону, взволнованную и грустно улыбавшуюся ему.
— О, Боже мой! — сказала она. — Что с вами? Отчего в так бледны?
— Сегодня, — сказал он сухо, — настал день расплаты.
— Расплаты? — спросила она с удивлением.
— Да, сегодня я расплачиваюсь за вашу любовь, — сказал он с судорожной улыбкой. — До сих пор я только наслаждался.
И, повернувшись спиной к пораженной Леоне, он повалился на кушетку, решившись заснуть одетым. Он спал долгим беспокойным сном; его все преследовали какие-то видения, и он бормотал бессвязные слова. Леона слушала и дрожала.
Гонтран просыпался несколько раз и снова засыпал; наконец на рассвете полковник постучал в дверь. Гонтран вскочил, сразу все вспомнил и пришел в ужас и от самого себя, и от той роли, которую он играл. Он решил:
— Я дам себя убить… это справедливее… Затем Гонтран открыл дверь полковнику.
— Как! — удивился тот. — Вы не ложились? Да вы с ума сошли!
Гонтран пожал плечами.
— Я забыл раздеться, — сказал он.
— Глупо, друг мой. Смотрите, вы бледны, ваши нервы напряжены. Это может дорого обойтись вам.
— Э! Не все ли равно?
— Ну, — флегматично заметил полковник, — это не в наших интересах.
Затем он прибавил мягче, почти дружески:
— Друг мой, когда джентльмен идет на дуэль, то он собирается на нее, как на бал, и надевает праздничное платье. Займитесь немного своим туалетом, смените белье, переоденьтесь в сюртук, широкие брюки и наденьте ботинки. Ах да, кстати, я взял у Зуэ отличные шпаги; они чрезвычайно легки. Попробуйте, — и полковник подал шпагу маркизу, который невольно описал ею круг в воздухе.
Гонтран переоделся и, когда был совершенно готов, вошел к Леоне: она спала и показалась ему теперь прекраснее, чем когда-либо. У Гонтрана закружилась голова, и он почувствовал, что жажда жизни снова овладела им. Он захотел жить для любви.
Полковник взял его под руку, и они тихо вышли из комнаты, не разбудив Леону.
Карета ждала их на улице. Гонтран и полковник сели, спрятали шпаги под одну из подушек и приказали кучеру: — В Ботанический сад!
