Как бы ни был влюблен и озабочен человек, он в конце концов поддается опьянению, которое вызывает огромный выигрыш. Арман в течение часа играл с необычайным счастьем. Груды золота и бумажек, лежавших прежде перед неаполитанцем, перешли теперь к молодому человеку, глаза его горели: несколько капель пота выступило на лбу; он весь ушел в игру и, если не вполне забыл о своей любви, зато уже окончательно забыл о том, что привело его на улицу Тревиз.
Арману в течение часа до того везло, что его счастье привело в уныние его партнеров; как вдруг фортуна снова улыбнулась неаполитанцу. Он выиграл раз, затем другой, и вскоре к нему перешли все деньги играющих. Один Арман еще держался.
– Ну что же, милостивый государь, – насмешливо сказал ему итальянец, – мне предоставляется прекрасный случай пройтись по банку; только и остались мы с вами.
– Ва-банк! – воскликнул Арман, раздраженный насмешливым тоном противника.
Неаполитанец открыл карту и выиграл.
– Вы проиграли, – сказал он Арману, – передайте мне пятьдесят семь тысяч франков.
Молодой человек побледнел; но перед ним лежало немного более этой суммы, и он заплатил.
– Ва-банк! – сказал он еще раз дрожащим голосом.
– Отлично! – заметил граф.
Неаполитанец снова открыл карту и еще раз выиграл. На этот раз Арман увидал, что не в состоянии заплатить проигрыша.
– Ва-банк! – сказал он еще раз.
– Хорошо! – ответил неаполитанец и выиграл в третий раз.
Арман потерял голову.
– Сударь, – сказал тогда неаполитанец, – вы должны мне двести двадцать восемь тысяч франков; урок немного жесток, но вы, кажется, богаты, и, вероятно, этот проигрыш не разорит вас.
– Сударь, – пробормотал хриплым голосом Арман, – я ставлю двести двадцать восемь тысяч франков…
– Нет, – возразил неаполитанец, – я пасую. Арман побледнел как мертвец, и на лбу у него выступили капли холодного пота. Он взглянул налево, где за несколько секунд перед тем сидел майор, по всей вероятности, для того, чтобы занять у него денег, так как у самого Армана не было уже ни луидора. Но майор исчез. Он уехал, оставив Армана в разгар игры. Хозяйка дома межу тем, встав с места, сказала:
– Господа! Восемь часов утра! Будьте любезны разойтись, а то вы поставите меня в неприятное положение объясняться с полицией.
Арман, шатаясь, вышел из-за стола. Даже богатые люди, как он, проиграв двести двадцать восемь тысяч франков, чувствуют некоторую неловкость и смущение.
«Положим, мой отец богат, – рассуждал он сам с собою. – У него миллион, и он очень меня любит, но как я решусь сказать ему?..»
У Армана был дом, лошади, богатая обстановка, он вел образ жизни будущего миллионера, но у него не было еще капитала, который один делает человека вполне свободным в его действиях. Полковник тратил на себя десять тысяч франков, ему же давал четыреста тысяч. Но старик распоряжался своим капиталом сам, и для того, чтобы заплатить свой громадный проигрыш, Арману необходимо было обратиться к отцу.
– Сударь, – сказал молодой человек своему кредитору, – не будете ли любезны сообщить мне, где я могу заплатить вам свой долг в течение двадцати четырех часов?
– Виноват, сударь! – ответил неаполитанец. – Мне кажется, вы забыли…
– О чем?
– О том, что вы меня спросили, знаю ли я графа Пульцинеллу?
– Да, – ответил Арман, только теперь вспомнивший о причине, приведшей его на улицу Тревиз, и вопрос неаполитанца пришелся ему не по душе.
– Мне придется дать вам несколько неприятных для вас сведений, – возразил неаполитанец.
– Для меня?
– Для вас.
Надменная улыбка скривила губы молодого человека. Неаполитанец отвел его в угол залы, из которой понемногу гости начали расходиться.
– Сударь, – сказал он, – граф Пульцинелла был прежде разбойником и звали его Джузеппе.
– А! Ну, так что же? Мне-то какое до этого дело?
– Подождите. Бандит Джузеппе, разбогатев, переменил образ жизни, и так как он происходил из дворянского рода, то король вернул ему его права и титул, он вновь отстроил свой замок Пульцинеллу в Апеннинах и начал разыскивать в Париже женщину, которую очень любил. Ее звали Леоной. Граф Пульцинелла увез эту женщину в Неаполь и открыто женился на ней. Затем он сел в карету, чтобы отвезти ее в свой замок. Но, – продолжал неаполитанец, – в Париже в Леону был влюблен человек, которого она бросила и который поклялся вернуть ее любовь. Этот человек принадлежал к шайке разбойников, убийц, великосветских воров, главу которых звали… Ах! – прервал себя неаполитанец, громко рассмеявшись, – я убежден, сударь, что имя начальника этой шайки поразит вас.
– Посмотрим! – спокойно ответил на это Арман.
– Его звали полковник Леон.
Арман вскрикнул и отступил на шаг, глаза его горели, выражение лица было растерянное.
– Это был ваш отец! – докончил неаполитанец.
Но такое состояние Армана продолжалось недолго, уступив место гневу, и молодой человек, сделав еще шаг назад, снял перчатку и бросил ее в лицо маркизу де Санта-Крос, но последний поймал ее и спокойно сказал:
– Итак, сударь, между такими людьми, как мы, всякие объяснения излишни.
– Вы оскорбили моего отца!
– Нисколько. Я только сказал правду. Ваш отец был убийца и вор. Деньги, которыми он владеет и доходами с которых пользуетесь вы, приобретены ценою крови, и они достались ему после ликвидации дела ассоциации, главой которой он был и члены которой повиновались ему и убивали по его приказанию и под его руководством.
Маркиз произнес последние слова таким убежденным тоном, что сын полковника почувствовал, как вся кровь прилила у него к сердцу.
– Это мой отец! – повторил он хрипло. – А отец такого человека, как я, не может быть тем, что вы говорите. Вы заплатите мне за это вашей кровью.
– Меня зовут маркиз де Санта-Крос, – ответил неаполитанец. – И я живу на улице Тэбу, N 44. Я буду ждать ваших секундантов весь день.
– Они явятся к вам через час! – вскричал Арман вне себя.
– С двумястами двадцатью восемью тысячами франков, которые вы мне должны, я полагаю, – насмешливо заметил неаполитанец.
Арман побледнел.
– Потому, что, – прибавил маркиз, – вам прекрасно известно, что нельзя драться, не уплатив предварительно свой карточный долг.
– Вы получите его! – крикнул Арман.
Он вышел из залы бледный, с горящими глазами, со стесненным сердцем, как человек, которому нанесли кровную обиду.
Карета, привезшая молодого человека, ждала его у подъезда. Арман скорее упал, чем сел на подушки.
– Куда прикажете ехать? – спросил кучер. – На площадь Бово?
– Нет, нет, – пробормотал Арман, – в Пасси, на улицу Помп, к отцу.
