— Джонсон! Это — идея!
— В чем дело? — заинтересовался дядя Самуил.
— Это — идея! — говорю я. — Восковой Наполеон…
— Да в чем же дело? — допытывался Джонсон.
— Вы ужасно тупы, Джонсон, — проворчал Костер, снова принимаясь неистово курить и теребить бородку нервными пальцами.
— Джонсон, — поднялся он. — Я хочу сейчас же посмотреть на этот знаменитый паноптикум Бернсли. Вы можете отправиться со мной?
— Чего ради? Терпеть не могу терять время по пустякам…
— Вы глупы, Джонсон! Я же сказал вам, что это идея. Это очень интересная, заслуживающая, серьезного внимания идея.
Они обменялись многозначительными взглядами, потом Джонсон торопливо оделся, и оба исчезли: отправились в музей.
Как потом я узнал из их обмолвок, попали они в музей, когда тот уже запирался, заплатили фунт стерлингов за то, что дирекция согласилась задержать закрытие на четверть часа, а потом увезли с собой директора и двух его помощников на всю ночь куда-то за город.
Утром они вернулись со следами бессонной ночи на усталых лицах, переоделись и опять исчезли.
Эти отлучки, имевшие в себе что-то загадочное, продолжались целый месяц. Тем временем «Ласточка» спешно чинилась в сухом доке Саутгемптона: наше суденышко вытянули на берег, поставили на стапеля, заново законопатили все пазы, поставили новый киль и новые мачты. Денег Джонсон не жалел, — буквально швырял их пригоршнями, требуя только одного: чтобы к первому ноября люгер был готов к отплытию. И еще в то время, когда судно стояло на стапелях, в гавань стали прибывать один за другим большие ящики, доски которых были испещрены разнообразнейшими надписями.
Ящики эти с тысячей предосторожностей складывались в особое помещение, снятое Джонсоном и поставленное под мою личную охрану.
Я никогда не страдал пороком, известным под именем любопытства, но именно эти предосторожности заставляли меня поневоле интересоваться содержимым странных ящиков.
Что было там?
Оружие? Нет! В таких больших ящиках могли помещаться целые полевые пушки, а не ружья и пистолеты. Но тогда ящики были бы неимоверно тяжелыми.
Может быть, мебель, изделия лондонских мастеров.
Но для мебели выделываются ящики совсем других форм.
Особенно сбивали меня с толку надписи:
— Художественные изделия. Обращаться осторожно.
В одно туманное утро, когда я находился на складе и только что принял еще один привезенный парой могучих ломовых лошадей ящик «художественных изделий», — в наемном экипаже прибыл мистер Питер Смит, который почему-то держался так, словно желал, чтобы никто не мог разглядеть его лица. Для этого он имел на голове низко надвинутую шляпу в форме цилиндра, скрывавшую его голову и лоб до бровей, а нижняя часть его лица от нескромных взоров была прикрыта поднятым воротником пальто модели «Железный Герцог».
Увидев меня, он соскочил на землю со словами:
— Где Джонсон и Костер?
— Не знаю, — ответил я.
— Ах, черт! Мне некогда! Я тороплюсь, а их нет. Покажите мне «художественные изделия».
— Не покажу! — ответил я спокойно.
— Почему? — рассердился и удивился мистер Питер Смит.
— Не имею на то приказаний Джонсона.
Смит посмотрел на меня пылающими глазами. Казалось, он испытывал непреодолимое желание оттолкнуть меня и силой прорваться в то помещение, в котором стояли таинственные ящики. Но, должно быть, на моем лице он прочел выражение решимости не допускать его до этого, хотя бы пришлось прибегнуть к драке.
— Вы удивительно остроумны, мистер Джон Браун, — вымолвил он насмешливо.
— Благодарю за комплимент! — ответил я хладнокровно, не отходя от двери ни на шаг.
Смит топнул ногой, засвистал, засмеялся, отошел в сторону. В это время на набережной показался мчавшийся во весь опор экипаж, в котором сидели Джонсон и Костер.
— Ваш Браун — настоящий цербер, — обратился к Джонсону мистер Смит. — Предстаньте себе, он не хотел впустить меня.
Джонсон рассыпался в извинениях, чуть не вырвал у меня из рук ключ и отпер дверной замок.
— Пожалуйте, милорд, — сказал он, низко кланяясь.
— Меня зовут мистером Смитом, — поправил его Смит.
Все трое скрылись в сарае, где стояли «художественные изделия». Четверть часа спустя Джонсон крикнул:
— Иди сюда, Джонни. Ты нам должен помочь немного. Только запри дверь за собой.
Я вошел в слабо освещенное помещение сарая и чуть не вскрикнул от удивления. Несколько мгновений я стоял, протирая глаза, не зная, что подумать, мне казалось, что я грежу…
У самого почти входа в сарай я увидал императора Наполеона.
В американском паноптикуме
Он сидел в кресле, заложив ногу за ногу, несколько откинувшись на спину, словно в изнеможении, и смотрел перед собою сосредоточенным взором полуприкрытых веками усталых глаз.
— Что это? Что это? — невольно пробормотал я, пятясь.
Дружный хохот трех присутствовавших привел меня в сознание.
— Похоже сделано, мистер цербер? — ткнув меня фамильярно кулаком в бок, спросил меня мистер Смит. — Вы — самый компетентный судья. Ведь, никто из нас не видел «Бони» так близко, как вы…
— А посмотрите еще это. Как это вам понравится?
Он отодвинул в сторону крышку одного ящика, и я увидел в ящике еще одного Наполеона. Этот сидел и что-то читал.
Мистер Смит прикоснулся к какому-то штифту на кресле, на котором сидел, читая, Наполеон, и Наполеон медленным, словно усталым движением поднял голову, нахмурил орлиные брови, угрюмым взглядом посмотрел на нас и снова, опустив голову, углубился в чтение.
Это был Наполеон номер второй. Но имелся еще Наполеон номер третий. Этот лежал или, вернее сказать, полулежал в кресле с закрытыми глазами и тяжело дышал, словно испуская последний вздох. И, наконец, имелись Наполеоны номер четвертый и номер пятый. Они лежали, вытянувшись во весь рост, — один еще дышал и по временам приоткрывал глаза, беззвучно шевеля почерневшими устами, а другой был неподвижен, лежал, как в гробу, со скрещенными на груди руками. И на этой груди была голубая лента, и целая коллекция крестов, орденов и звезд.
— Что все это значит? — спросил я вполголоса Джонсона. — Или я жестоко ошибаюсь, или… Или вы с Костером и мистером Смитом вздумали…
— Ну? Что мы вздумали? — полюбопытствовал, улыбаясь, Костер.
— Вы вздумали обзавестись собственным музеем восковых фигур. И будете возить этот музей, показывая за деньги фигуры императора Наполеона….
Если люди когда-нибудь подвергались риску лопнуть от смеха, — то это были именно те люди, которые стояли тогда передо мной. Костер извивался и хохотал, хватаясь за живот. Джонсон давился смехом. Смит смеялся, взявшись за бока…
