— И неужели всех, кто у вас на запоре, вы помните по имени? Ну и память надо иметь, чтобы всех их не спутать…
— Эх ты, простак! Если я спутаю, такой кавардак пойдёт, что не обрадуешься, и концов потом не найдёшь!
Жак продолжал льстить Круазе, восхваляя трудности его ремесла. И как ни был осторожен тюремщик, но и он поддался на удочку лести.
— Ты говоришь «спутать»… Глуп ты, вот что я тебе скажу! Ведь это только дураки думают: попал человек в Бастилию, и пиши пропало… А у нас там такой порядок: всё записано, расписано, никто не умрёт раньше положенного срока, зато и не выйдет прежде, чем надо. Знаю я эти россказни: посадили, мол, преступника, а потом забыли о нём… Мы всех наперечёт знаем…
— Неужто, коли преступник попал в Бастилию, даже если он не у вас под охраной, вы его имя знаете?
Круазе бросил подозрительный взгляд на Жака, словно хотел прочесть его мысли.
Жак струхнул. Как он ни готовился заранее к этому разговору, на него нашёл какой-то столбняк. С чего начать? Как лучше подойти к тому, что его интересует? «Была не была!» — только успел он подумать и спросил, тут же пожалев, что не подождал ещё хоть немного:
— А преступник, по имени Фирмен Одри, не проходил через ваши руки?
Круазе, как улитка, тотчас ушёл в себя. Недобрая морщина пролегла у губ.
— Не помню такого! — буркнул он. — А тебе к чему?
Жером был настороже и, услышав, что Жак брякнул лишнее, прервал их беседу и начал уговаривать Круазе:
— Помолчи, а то как бы я тебя не порезал!
Жак и сам пожалел, что слишком рано заговорил об Одри, и, чтобы поправить ошибку, продолжал с беспечным видом:
— Я-то недавно из деревни и, конечно, не знаю, что за преступники у вас сидят…
— Не знаешь и знать не должен… А зачем спрашиваешь? И с чего ты интересуешься этим Одри?
— А я в книжной лавке работаю. Так меня предупреждали: надо смотреть в оба, чтобы какая-нибудь запрещённая книга не проскочила… Говорили, будто этот самый Одри скверные книги писал. И за это, все твердят, его упрят… посадили в Бастилию. Вот мне и интересно.
— Вижу я, что ты парень со смекалкой… — Круазе прищурил глаза: они стали узкими, как щёлки, и от этого совсем непроницаемыми.
Жером вновь занялся бородой своего клиента, заботясь о том, чтобы Круазе мог теперь свободно разговаривать.
— Ах, противный мальчишка Люсьен, воды не приготовил! Люсьен, Люсьен, где же ты?! — И Жером выбежал в кухню, чтобы дать возможность Жаку побыть с Круазе наедине.
«Что же мне сказать?! Вот всегда так со мной! Готовился, готовился к встрече, а теперь ни с места!» — думал Жак и решил подойти с другой стороны.
— Вот что я подумываю. Книжная торговля хороша, не спорю, но что, если мне податься в тюремщики?
— Ну и умора! — Круазе расхохотался так, что всё его тело сотрясалось от смеха. — Ну и выдумал, да куда такому молокососу в нашу крепость! Тут нужно смотреть в оба и держать ушки на макушке. Попадёт к нам арестант, мы у него тотчас всё отнимаем, чтобы он ничего над собой не учинил. Даже пряжки с подвязок и башмаков. И всё-таки нашёлся один, который нас обманул и проглотил большущую пряжку с башмака. Недоглядели! Вот оно как бывает!..
Жака охватил ужас. Что, если именно Фирмен проглотил пряжку? В этот миг он позабыл, что даже неизвестно, находится ли Фирмен в Бастилии. Может, он давно уже умер или сидит в другой крепости? Голос Жака дрогнул, когда он спросил:
— Ну и что же?
А Круазе, приписав волнение юноши страху, который, по его мнению, естественно должен был испытывать каждый при слове «Бастилия», охотно пояснил:
— Как — что! Ещё спрашивает! Влетело нам всем! Еле голова на плечах осталась.
— Ну, а заключённый что?
— Отправился на тот свет. Туда ему и дорога… А ещё в нашем ремесле большущая сила нужна. Ведь не все узники спокойные да тихие. Бывают такие, что только держись! Иной раз дашь им тумака, да такого, что у самого рука заболит…
Круазе умолк, боясь сказать лишнее.
Но Жак уже не хотел отступать.
— Так этому выучиться можно… Я уж со всем старанием…
— Молод ты ещё да зелен! — сказал Круазе, окидывая юношу недружелюбным взглядом.
— Молод я, это правда, — нашёлся Жак. — Зелен — тоже. Но и то и другое дело проходящее. Буду я и старше, и опытнее. А вы думаете, в книжной лавке легко работать?
— Ладно, — снисходительно бросил Круазе. — Хочешь в тюремщики идти, первым делом научись молчать. Знаешь, как в народе Бастилию называют, слыхал? — Круазе пытливо посмотрел на Жака.
«Не сказать бы лишнего. Раз, два, три, четыре», — подумал Жак и сказал:
— Откуда мне знать? Я ведь только недавно из деревни.
— Так вот знай: её называют Домом молчания. Всё потому, что кто в неё попадёт, должен молчать. А коли попробует подать голос, его тотчас… — И Круазе сделал рукой такое движение, словно свернул птице голову. — Если же узнику посчастливится, — продолжал он, — и он живым выйдет из Бастилии, то должен поклясться на Библии, что ни единым словом не проговорится о том, что видел в её стенах…
Жером появился вовремя с тазом кипящей воды. Позади него со щипцами для завивки волос шествовал Люсьен.
Несмотря на то что свидание с тюремщиком оказалось неудачным и совсем не таким, как задумал его Жак, он вызвался проводить Круазе до ворот Бастилии.
«Интересно, как он в неё проникнет? Пока он будет открывать ворота, я загляну в них, а там…» — думал Жак. И он уже слышал, как звенят в кармане страшного Круазе страшные ключи.
Но никаких ключей от ворот и от казематов, как воображал Жак, тюремщик с собой в карманах не носил.
Подойдя к караульному помещению, он крикнул:
— Жиро́, это я, Круазе!.. — и всунул на минутку голову в караульное окошко. Тотчас высунулся обратно и буркнул: — А ты, малый, иди своей дорогой и не заглядывай куда не надо!
И Жак даже краешком глаза не увидел тюремного двора.
Глава пятнадцатая
Приговор народа
Имя Ревельона Жаку приходилось слышать часто. В Сент-Антуанском предместье хорошо знали этого богатого человека, владельца большой обойной фабрики. С тех пор как Жак получил последнее письмо из дома, его не оставляла мысль, что хорошо было бы выписать из деревни Мишеля. Не устроить ли его учеником на фабрику Ревельона? Он решил и тут посоветоваться с Гамбри.
— Зачем пожаловал? — спросил Гамбри, который вышел навстречу Жаку, и его серые, широко расставленные глаза ласково блеснули.
— Да вот насчёт братишки Мишеля пришёл к вам. Невмоготу им там в деревне. Ему уже тринадцать лет. Шарль говорит, чтобы я отдал его в ученики к ювелиру, а по-моему, на фабрике работать лучше. Так вот, я подумал, не поможете ли вы его к Ревельону определить.
