Да и на нашей численности это сказалось не лучшим образом. Мы потеряли убитыми больше двухсот человек, и еще сотни были ранены. В том числе Кей, чуть не потерявший левую руку от удара боевого топора, но отделавшийся глубокой раной в мякоти плеча и царапиной на кости, Мельвас, получивший стрелу повыше правой лопатки и Пеллинор с рваной раной в боку, от копья с гарпунным наконечником, которое он вырвал из себя сам. Марцеллин, защищавший Кея, в самом начале выбыл из строя с трещиной в черепе, ему повезло, что в сутолоке его не затоптали. Я обошелся одними ссадинами и иссеченным щитом. Таранису досталось больше — неглубокая, но неприятная рана от копья поперек груди, когда мы врезались в их пехоту и рана от косы, от которой он охромел на правую переднюю ногу, впрочем, не настолько, чтобы прекратить его военную карьеру.
Встретиться с Бальдульфом в бою мне так и не довелось, хотя он постоянно был где-то поблизости, но в то же время держался на безопасном расстоянии, контролируя действия своих людей. Охотиться на него нарочно, пренебрегая здравым смыслом, я не собирался, тем более что, похоже, он на это рассчитывал. Безосновательно. Если при первом Дугласе мне действительно было необходимо вынудить Кольгрима к поединку из-за большого перевеса его сил, то теперь, когда ситуация переменилась и моя армия умножилась и числом и опытом, а противостоящие ей войска были организованней и подготовленней, и на их счет я тоже не обольщался, бесполезно было пробовать заманить меня перспективой поединка подальше от моих людей. Всерьез, так всерьез, раз уж мы так решили.
Бальдульф мелькал в отдалении, то там, то тут, беспрестанно отдавая приказы и подбадривая своих воинов. Его и впрямь стоило опасаться больше чем его брата, несмотря на все его обаяние. А вернее, и благодаря последнему. Я видел, с какой верой его люди смотрели на него, и с какими воодушевлением и решимостью стеной напирали на британцев. Тут нечего было и думать отвлечься хоть на мгновенье, и я носился от одного отряда к другому, от одной случайно сбившейся кучке к другой, также ободряя их, отдавая приказы, как им поступить в этот момент наилучшим образом, и по мере возможности помогая и выручая, рубя всех, кто только из неприятеля подвернется по дороге. Кажется, я давно потерял голос, себя я уже не слышал, но они слышали и кидались вперед на врага с такой верой, что даже становилось больно. Где-то там, под холодной и одновременно яростной отстраненностью, вперемешку со сдерживаемым азартом, что находит в бою, я утешался тем, что если они и умирали, то умирали счастливыми, гордыми собою и своим королем.
Если это было им нужно, почему не дать им этого?
А что иначе? Все равно ведь — ничего хорошего и никто не вечен.
Я рассек очередного встретившегося сакса от плеча до груди, следующему воткнул меч в горло. От крови и пота было уже не продохнуть. Кей старался поначалу не отставать от меня, но явно начал выдыхаться и я оставил его временно командовать одной смешанной группой всадников и пехоты, чтобы потом забрать его оттуда и перебросить куда-нибудь еще. Но возвращаясь, я застал ситуацию сильно переменившейся. То ли Кей пробился слишком вперед, то ли саксам удалось потеснить бриттов рядом с его отрядом, и теперь их зажимали в тиски и начали отрезать. Не иначе где-то неподалеку пронесся Бальдульф. Пока Кей сражался с одним противником, к нему слева подскочил другой, невысокий, но коренастый ловкач на лохматой соловой кобылке, и косо ударил его топором. Первый удар Кей отбил щитом, но дерево щита при этом раскололось. Ответить ударом на удар он не мог, так как нападавший на него справа, именно в этот момент старался достать его мечом.
Во главе своего отряда я вклинился в напирающую волну атакующих, сперва неподатливую, а потом лопнувшую под напряжением как слишком натянутая резина. Теперь уже мы хлынули волной, окружающей истомленный отряд Кея, и на полном ходу я сбил сакса в этот момент уже почти беспрепятственно ударившего Кея топором по руке. Сакс рухнул вниз, Кей покачнулся в седле и чуть не последовал за ним. Я подхватил его и поглядел на его руку. Кровь текла ручьем сквозь прорубленный кольчужный рукав.
— Возвращайся, — сказал я ему, — теперь уже недолго.
Кей упрямо покачал головой и снова покачнулся. Ну что с ним делать?
— Перевяжите его, — приказал я двум солдатам, бывшим поблизости. Самому было все-таки как-то недосуг.
Оставалось только побыстрее со всем покончить. Я встретился глазами с оказавшимся поблизости Мельвасом, ухмылявшимся еще более злорадно и зловеще, чем перед боем, и кивнул ему.
Мельвас кивнул в ответ и с диким жутким кличем: «С нами бог!», подхваченным британцами по всей линии, ринулся за нами вперед, сметая все на своем пути. Через несколько мгновений я с опозданием удивился и задумался — какого именно бога Мельвас имел в виду, употребив это слово в единственном числе? Заподозрить его во внезапном сочувствии к христианству было бы так же странно, как увидеть его без его боевой раскраски. Но пришлось тут же выкинуть это из головы, примитивные мясорубки мало располагают к посторонним размышлениям. В какой момент Мельвас успел поймать стрелу, я уже не видел. Должно быть тогда, когда докрамсывал пехоту Бальдульфа, не успевшую организованно отойти с поля.
Напоследок нас отвлекла почти курьезная атака — на налетевших колесницах. Не ожидал, что придется всерьез с ними столкнуться. Хотя перед боем, конечно, видел, как они выстраиваются в задних рядах, но до последнего момента в сражение они не вступали. Их присутствие можно было посчитать чьим-то чудачеством. Двухколесные анахронизмы, снабженные серпами на ободах колес или косами на осях (а кто-то ведь утверждал, что скорее всего такого никогда не было и все это сказки) — они должны были быть не менее опасны для своих чем для противника, то есть для нас. Скорее, элемент простой психической атаки, и им удалось внести свою долю сумятицы.
Управляли ими невысокие жилистые возницы в ярких одеждах, а такие же как они воины, прикрываясь щитами, ловко метали во все стороны дротики, стреляли из пращей, а израсходовав все метательные снаряды, рубились мечами.
Это было что-то вроде летучего отряда камикадзе, прикрывавшего отступление армии Бальдульфа. Что такое осторожность, им было неведомо, лишь бы учинить побольше разрушений. Войска неприятеля поспешно уступали им дорогу (если успевали, кое-кто не успел, но что значит неудача единиц ради общего блага?) и, перестроившись, организованно отходили с поля.
Наши стрелки немного растерялись. Чтобы привести их в чувство, пришлось подскакать к ближайшему и выхватить у него лук. Благо, он сразу сообразил что делать, и тут же сунул мне стрелу. Развернувшись, я засадил стрелу в глаз одному из возниц. Дальше дело пошло бодрее. Особенно, когда подавая дурной пример, я рванул навстречу мчавшейся, потерявшей управление колеснице, и вонзил клинок в горло лошади. Общество защиты животных когда-нибудь выставит мне крупный счет. Если поймает. Затем пришлось перескакивать через попавшую под ноги Таранису косу, а затем я услыхал, как некто мудрый громогласно советует тем, кто находится ближе и вооружен топорами, нещадно рубить все сооружение, начиная с кос и кончая лошадьми и пассажирами. Можно еще и копья в колеса повставлять. Оказывается, этим умником по-прежнему был я. Значит, голос еще не потерял, пустячок, а приятно.
