Нет-нет, это бред сивой кобылы! Те, кто, возможно, начал за ним следить после его визита к Ципурке (или раньше?), вряд ли могли предполагать, что он так быстро найдет то, что нужно. И уж тем более они не знали, что картина находится у Ольги Никаноровны.
Да, не знали. Но могли узнать. Как? Очень просто. Ах, черт! Глеб стукнул себя ладонью по лбу.
«Нужно было спросить бабульку, — подумал он, — не ходил ли вчера вечером по квартирам какой-нибудь инспектор или мастер ЖЭУ — электрик, сантехник и так далее. Если ходил, то вся история приобретает совсем иное толкование…».
Вспомнив, что утром он вместо завтрака выпил лишь чашку чая с сухариками, Глеб круто вывернул руль и припарковался на стоянке возле придорожного кафе. Он сел за столик на открытом воздухе, сделал заказ и сразу же оплатил его, чтобы не тратить время на ожидание счета.
Весь в плену мыслей, он быстро съел все, что ему принесли, даже не ощущая вкуса; короче говоря, набил себе желудок, чтобы не сосало под ложечкой. Лишь когда ему подали кофе, Глеб наконец сосредоточился на своих гастрономических упражнениях и тут же понял, что лучше бы он этого не делал.
Кофе оказалось «котловым»: не очень горячей водой, возможно, даже некипяченой, разбавили дешевый кофейный порошок, и получилась жиденькая коричневая бурда со вкусом жженой резины.
Но возмутиться Глеб не успел. К его столику неожиданно подсела цыганка и глубоким грудным голосом сказала:
— Дай погадаю тебе, соколик.
Глеб всегда избегал различных толкователей судьбы. Он был чересчур образованным человеком, чтобы верить во всякую чушь. И когда в газетах или на телевидении, по идее, умные люди с совершенно серьезным и многозначительным видом рассуждали о появлении какого-нибудь нового Нострадамуса, чаще всего в юбке, он лишь смеялся.
Все подобные статьи и представления были не больше чем элементами примитивного шоу, крючком с наживкой для простодушных и не шибко обремененных знаниями обывателей. Ведь людьми, которые верят в разную чертовщину, легко управлять.
— А руку позолотить? — с насмешкой спросил Глеб.
Удивительно, но цыганка, которой уже явно перевалило за пятьдесят, не вызвала в нем неприятия. Она была в чистой одежде — черная кофта в мелкий цветочек и длинная юбка, и от нее пахло свежескошенным сеном и какими-то духами — что-то цветочное, но ненавязчивое.
— Не нужно. Когда всю правду расскажу, сам решишь, золотить мне руку или нет.
— Понял. Но вот что я вам скажу, уважаемая: свое прошлое я и так знаю, а будущее меня мало интересует. Большие познания — большие горести. Зачем мне нести на своих плечах такой тяжкий груз? А это вам в качестве презента… на чашку кофе, — он достал из бумажника сторублевку, положил ее на стол перед цыганкой и встал. — Только здесь кофе не пейте, иначе испортите желудок. Всего вам доброго… — Глеб изобразил легкий поклон, приятно улыбнулся и пошел к своей «ауди», мирно загоравшей на солнцепеке.
Но тут же резко тормознул, услышав слова цыганки:
— Перестань, соколик, искать то, что ищешь. Потому что найдешь ты себе большую беду.
Глеб обернулся — и не поверил своим глазам. Цыганка исчезла, будто ее и не было вовсе! Лишь легкий ветерок трепал сотенную купюру, на которую уже накинула глазом молоденькая официантка.
— Где она? — возвратившись, спросил Глеб у девушки каким-то чужим голосом.
— Кто? — официантка смотрела на него с недоумением.
— Цыганка. Здесь… сидела, — указал он на пластиковый стул, который, как ему показалось, еще хранил запах гадалки.
— Вы были одни. Никакой цыганки я не видела.
— Ну как же!.. — загорячился было Глеб, но тут же и остыл. — Извините. Это у меня… — он машинально потер виски. — Перегрелся на солнце.
— Да, сегодня очень жарко…
Глеб кивнул, соглашаясь, и неверным шагом направился на автостоянку.
— Вы забыли деньги! — окликнула Глеба официантка; наверное, у нее вместе с состраданием к клиенту, который явно был не в себе, проснулась повышенная честность.
— Оставь их себе, — сказал Глеб, сел в машину и поторопился выехать на проезжую часть улицы.
Прикоснуться к этой сотенной его сейчас не заставили бы и под пыткой…
«Или мне блазнится… уж не знаю, отчего; может, и впрямь с перегреву; или со мной затеяли какую-то нехорошую игру», — думал он, терпеливо дожидаясь, пока рассосется автомобильная пробка.
Несмотря на молодые годы, ему уже доводилось бывать в передрягах, попахивавших мистикой. Свойства артефактов, с которыми имеют дело практически все серьезные археологи, нередко выходят за рамки обычных человеческих представлений о природе вещей. Их трудно познать (чаще всего невозможно, если быть совершенно точным), но они могут оказывать на людей сильное влияние, иногда оканчивающееся летальным исходом.
Поэтому Глеб в своих суждениях на сей счет старался придерживаться мудрого правила: не буди лихо, пока оно спит тихо. Не стоит забираться в дебри, где человека неискушенного могут ожидать неприятные сюрпризы.
Но иногда в кладоискательском азарте, доходящем до фанатизма, он нарушал это правило, и тогда его выручал только ангел-хранитель. В его существование Глеб не очень-то верил, однако после очередного выхода «в поле», который только чудом не заканчивался трагически, он шел в церковь и ставил с десяток свечей — как бы исполняя некий ритуал покаяния перед неведомыми высшими силами за свое неверие.
Приехав домой, он первым делом позвонил отцу.
— Как ты там? — спросил Глеб после приветствий.
— Не очень, — ответил Николай Данилович.
— Да ну? — удивился Тихомиров-младший. — Что так?
— Скучные они все здесь какие-то.
— Уточняю — чопорные. Это одна из отличительных черт британцев.
— Мне от этого не легче. Только и разговоров, что о работе да о деньгах.
Глеб рассмеялся.
— Понимаю твои страдания… — ответил он. — Тебе бы про политику поговорить да про разные археологические тайны. Увы, времена романтиков в Англии закончились как раз перед Первой мировой войной. А интерес к политике у основной массы британцев пропал после Нюрнбергского процесса, когда повесили главных закоперщиков Второй мировой. Учти, это не мое умозаключение, а исследование серьезных, уважаемых в научном мире мужей. Так что потерпи. Деньги тебе ведь платят немалые.
— Платят… — буркнул отец. — И что они нашли хорошего в этой эмиграции?
— Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.
— Ты еще скажи, что животные в зоопарке живут дольше, чем их собратья на воле.
— Это тоже факт.
— Да вот беда — многие звери в неволе не хотят размножаться. И это при качественном и изобильном питании, отменном уходе и ежедневных ветеринарных осмотрах.
