— Только из деревянных не пали, и из ружей тоже ни к чему. Толку с того не будет.
— А то я дурнила без пуговиц и мыла!
— Давай, Гмыза!
— Ребятушки, а ну по флотилье басурьманьской ядром чугунным главной по батарее, пли!
Грянул выстрел. Белое облако ударилось о черную стену. Но толк небольшой получился. Ядро прошло навылет, опрокинуло в реку только верхнюю часть воза и завязло глубоко в береговой глине.
— Гмыза, правь по бревнам. По самому низу! — Кобелев кричал, выкашливая из легких дым.
— А ну, ребята! По флотилье басурьманьской ядром чугунным второй по батарее, пли!
Второе ядро ударило в основание по бревнам. Плот дернулся, подался к противоположному берегу, обернулся пару раз вокруг собственной оси и начал разваливаться. Грязно-желтый столб огня с шипением пошел под воду. Но тут же на крепость из плотной стены дыма выполз еще один. Из нижних бойниц крепости высунулись жерди и багры, останавливая огненное чудище.
— Навались, казачки! — кричал Терентий Осипов. — Оттолкнем турецкого уродца!
— Давай, ребятушки, поднатужились. Чуть наддай, а там я его из пушечки ядром чугунным! — У Гмызы нещадно слезились глаза. И сам он напоминал черта из печной трубы.
Ахнул выстрел из пушки. Плот находился настолько близко, что щепа от разбитых бревен долетела до стен крепости.
На противоположной стороне, в тыловой части, находился монах Савва. Он знал, для чего татары поднимают гору из трупов животных и убитых воинов. Поэтому соорудил несколько щитов из дубовых досок для себя и Рославы. С большого расстояния мушкет не пробивал доску, пули лишь застревали в ней, а те, что пробивали, уже не имели убойной силы. Когда по пруду двинулась пылающая махина плота, монах поднес огонь к фитилю кожаной пушки и накрыл собой тело девушки. И это не было пустой предосторожностью. Пушку разорвало на две части. Красная, обугленная, она напоминала развалившийся напополам кавказский гранат. Но ядро вылетело, посланное ее энергией. Да так вылетело и ударило по бревнам, что плот подбросило на полметра над водой, он опрокинулся на бок, и весь этот дракон из огня, сучьев и расколотых бревен полетел на тех, кто его породил.
— Зачепа, беги к Терентию да… Ты чего, парень? Никак угорел? — Кобелев тряс за плечо казака. — Эк ты воинство православное! А я те не говорил, чтоб ходил с мокрой тряпицей. Ну, ничего. Сейчас уже успокоится. Нету у них плотов-то боле. Только вот другая беда, парень.
Зачепа реагировал на усилия атамана плохо. Лежа на настиле, он бормотал какую-то несуразицу и, похоже, пару раз просто обмочился.
— Эк ты! — Кобелев поискал глазами есаула. — Терентий, мать твою! Давай ко мне!
— Что ты разгорланился, как петух на жердочке? — Осипов хоть и был в годах, а на второй ярус влетел так, что молодые позавидуют.
— А то и разгорланился. Ты думаешь, они так тебе плоты жгли да пули тратили. Давай, милый, срочно телеги к воротам. Может, не поздно еще.
— А вот как! Ну, понял тебя. Я тоже подумал про порох. Эт они излюбили давненько таким-то макаром.
— Телеги и волокуши и если есть какие бревна, тоже сверху!
— Понял, атаман!
Кобелев не ошибался. Действительно, небольшой отряд турецких подрывников сплавился по реке, чуть выше того места, откуда отчалили плоты, высадился и где кустами, где ложбинами подобрался к самым воротам. Быстро заложив три бочонка с порохом под основание ворот, турки отползли на пятьдесят шагов и, укрывшись в зарослях, подожгли фитиль. Но то ли Недоля сглазила Джанибека, то ли фитиль оказался подмоченным, но с первого раза пламя до пороха не добежало. Это-то и спасло крепость. Терентий с дюжиной казаков успели подпереть ворота с обратной стороны телегами, бревнами и волокушами. Едва успели отскочить и залечь за укрытия, как рвануло так, как будто мать сыра земля с трех китов съехала и повалилась в пучину вселенского моря-окияна. Из щелей между крепостными надолбами полетел белый песок, а потом все разом заволокло. Только гром стоял от падающих и кувыркающихся бревен и досок. Ворота лопнули яичной скорлупой. Наскоро сооруженная баррикада спасла защитников крепости. Бревна не полетели вовнутрь, а образовали щетинистый завал, перегораживая путь в крепость. Пехота может идти на штурм в такой ситуации, но конница опять окажется не у дел. Кобелев снова опередил на один шаг своего соперника хана Джанибека. Еще один этап их противостояния остался за усманским атаманом.
Ближе к утру полыхнул сарай. Забегали стрельцы, гремя ведрами. Угорело залаяли собаки на цепях. Поднялся настоящий шум, как при большом пожаре. Инышка, теперь уже Иннокентий Полужников, в одежде стрельца отодвинул щеколду застенка и ворвался камору.
— Пани, нет времени, переоболакайтеся! — Он бросил стрелецкий кафтан, сапоги и шапку к ногам узницы.
— Что у вас стряслось? — Ядвига продрогшая и потемневшая ликом после допросов еле ворочала языком.
— Бунт, матушка! Стрельцы да ополченцы сильно оголодали. Пошли амбары грабить.
— А ты что же?
— Я за тобой! Давай убежим. Не мил мне свет белый!
Казак не врал. Глаза его горели таким огнем, что не поверить было ему совершенно невозможно. На то и рассчитывали два опытных старых лиса Скряба и Рукавица. Именно использовать чувства молодого человека, отлично понимая при этом, что Полужников задание выполнит. Разрываться изнутри будет, а отчей земли не предаст.
Ядвига пару мгновений смотрела на казака, не шелохнувшись, а потом…
— Давай платье!
Они едва успели выйти из застенка, как на них тут же набросились два стрельца. Для придания ситуации «пущей взаправды» Иннокентий уговорил Скрябу устроить этот «ночной бой».
— А ну, куды, бесово отродье! — Один из стрельцов замахнулся бердышом.
— На кудыкину гору хоровод водить! — Полужников выхватил саблю, отвел удар бердыша, красиво крутнулся вокруг своей оси и оказался за спиной у нападавшего. Затем плашмя влепил стрельцу чуть ниже поясницы.
— А-а, ирод окаянной! — выкрикнул тот и рухнул ничком «замертво».
Второй нападавший резанул воздух над головой казака саблей. Инышка бросился ему в ноги кубарем, эффектно подсек ногой и довершил начатое клинком, вонзив острие в землю аккурат под самым плечом между рукой и туловищем. Стрелец захрипел и очень искусно задергал ногами, словно в судорогах.
— Получите, псы романовские! По коням, пани! У меня всё готово!
Они вскочили в седла и понеслись по темной улице на простор невидимого поля. В спину им неслись проклятия, брань, гремели выстрелы. Через час бешеной скачки Полужников сдержал коня.
