С другой стороны послышался ответный лязг мечей.
— Остановитесь, сэр! — кричал Кеннет, отбиваясь от наседавшего на него Грегори.
Но в ответ Грегори сделал новый выпад, который юноша инстинктивно отбил. Приняв его движение за сопротивление, Грегори ударил сильнее. Кеннет снова отбил, целясь в противника. Он увидел, что Грегори открылся, и отчасти машинально, отчасти из желания отразить натиск Грегори, он начал ответную атаку, пока не припер Грегори к стене. Одновременно с этим его нога задела за стул, который опрокинул Криспин, и он потерял равновесие. Он сам не успел осознать, что произошло, как его лезвие скользнуло по лезвию противника и вонзилось в его правое плечо, пригвоздив его к деревянной стене.
Джозеф услышал звук падения меча и решил, что он выпал из рук Кеннета. В остальном он был слишком поглощен Криспином, чтобы глазеть по сторонам. До этого часа Джозеф Ашберн считал себя неплохим фехтовальщиком, способным держать меч в руках. Но Криспин владел мечом с таким искусством, о котором он даже не подозревал. Каждый его прием, каждая уловка, к которой он прибегал, оканчивалась одним и тем же: его лезвие с легкостью отбивалось в сторону.
Он отчаянно пытался найти брешь в обороне противника, нанося удары по всем незащищенным местам, но каждый раз его лезвие наталкивалось на холодную сталь Криспина. Он продолжал драться, удивляясь, почему Грегори не приходит ему на помощь. Затем ужасная мысль о том, что Грегори убит, вспыхнула в его мозгу. В таком случае он должен надеяться только на себя. Он проклинал себя за глупую самоуверенность, которая заставила его недооценить противника, и тем самым совершить фатальную ошибку. Он должен был понять, что человек, приобретший такую репутацию, как сэр Криспин, — не простой смертный, а суровый мужчина, привыкший смотреть в глаза смерти. Но он может позвать на помощь. Эта мысль приободрила его, и он закричал:
— Эй, там! Стефан, Джон!
— Поберегите дыхание, — прорычал рыцарь. — Вам оно еще понадобится. Никто не услышит ваших криков. Они пьют за мой счастливый отъезд. Я не сомневаюсь, что они вылакали целый кувшин этого вина, один стакан которого может погрузить человека в сон на целые сутки.
В ответ Джозеф рассыпался в проклятиях. Он заметил, что Криспин нарочно не атакует его, только отражая удары, и это еще больше насторожило его. Он понял, что его переиграли, и в любую минуту Криспин может отправить его на тот свет кончиком своего меча. Он обливался потом с ног до головы и был на грани падения от усталости. И все же он попробует воспользоваться пассивностью Криспина, чтобы нанести ему последний удар.
Он собрал последние силы и сделал обманное движение, затем нагнулся и сделал резкий выпад вперед. Выбросив вперед руку с мечом, он почувствовал резкую боль в кисти, меч вылетел из его руки, выбитый искусным ударом, и он остался безоружным в полной власти Криспина.
Казалось, часы прошли с того момента, как меч выпал из его руки, но ответного удара не последовало. Криспин стоял рядом молча, с презрением глядя на него, как змея наблюдает за птичкой глазами, от которых Джозеф не мог оторвать парализованного взгляда.
Свечи, освещающие залу, догорали, и по углам легли черные тени. Около стола стоял Кеннет, молча с ужасом наблюдая за кровавой драмой. У его ног лежал без сознания раненый Грегори.
Для Кеннета, как для пассивного зрителя, тоже, казалось, прошли часы с тех пор, как Криспин обезоружил своего противника, и до тех пор, пока он со смехом не бросил свой меч на пол и не схватил его голыми руками за горло.
Криспин ощутил в себе какую-то новую силу. Ему хотелось медленно, не торопясь, добить поверженного противника. Проткнуть его мечом было слишком простым делом — он бы умер, и Криспин ничего не знал бы о его страданиях. Но взять его за горло, вот так, медленно выжать жизнь из его тела, почувствовать его отчаянные бесплодные попытки освободиться, видеть каждый миг его агонии, багровеющее лицо, вздувшиеся вены, вылезающие глаза, держать его так, стать для него точкой отсчета времени — это было достойной расплатой за все годы страданий, которые он пережил по вине этого человека.
Тем временем необычность действий Криспина вернула Джозефу часть былой храбрости. На мгновение в его сердце даже затеплилась надежда на спасение.
— Добрая сталь слишком большая честь для вас, мастер Ашберн, — произнес Криспин.
С этими словами его жилистые руки сомкнулись вокруг шеи Джозефа, лишая его дыхания и последней надежды. Джозеф никак не предполагал, что в руках Криспина кроется такая сила. Тщетны были его попытки высвободиться. Его силы быстро иссякали, кровь, бурлившая в голове, уже мутила его разум, когда вдруг хватка ослабла, и в его измученные легкие хлынул освежительный воздух. Когда он окончательно пришел в себя, он обнаружил, что сидит за столом. Рядом с ним в кресле расположился Криспин, держа в одной руке обнаженный меч и с насмешкой глядя на свою жертву.
Кеннет, наблюдавший за этой сценой, не мог сдержать озноба. Он знал, что Криспин вспыльчивый человек, которого легко рассердить, и он не раз видел его в гневе. Но он никогда не видел такого сатанинского выражения в его глазах, такой страшной улыбки из смеси насмешки и презрения, с которой он глядел на свою жертву, смерти которой он желал все последние восемнадцать лет.
— Я бы сказал, — начал Криспин тихим голосом, — что вы прожили несколько жизней, Джозеф. Я сделал все, что мог. Вы дважды корчились в агонии, и я склонен к милосердию. Конец близок — если вы хотите покаяться, пожалуйста, хотя я лично считаю, что это будет пустая трата дыхания. Вы созданы для ада.
— Вы намереваетесь убить меня? — прошептал Джозеф, немного приходя в себя.
— А чего еще вы ожидали? Дважды я дал вам возможность почувствовать приближение смерти. Вы что думаете, я просто забавлялся?
Джозеф стиснул зубы. Насмешки Криспина были для него, как удары кнута, но эти удары пробуждали его к жизни. Он был готов к сопротивлению, но не на деле, а на словах.
— Вы собираетесь совершить убийство, — сказал он.
— Нет, это справедливое возмездие. Я долго его ждал, и, наконец, оно наступило.
— Подумайте, мастер Марлёй…
— Не зовите меня этим именем! — резко воскликнул Криспин. — Я не носил его все эти 18 лет, и, благодаря вам, я не буду его носить и впредь.
Воцарилась тишина. Джозеф заговорил вновь со спокойствием в голосе:
— Подумайте хорошенько, сэр Криспин, над тем, что вы собираетесь совершить. Ведь вы от этого ничего не выиграете.
— Господи, как вы можете такое говорить? Не думаете же вы о том, что я не получу огромного морального удовлетворения, зная, что вы получили по заслугам?
