встречи, не сулящей ему ничего хорошего, отказываться не стал, и принял нежданных гостей прямо в Троицком монастыре базилианок, где уже несколько веков исправно функционировало лечебно-медицинское учреждение, при советской власти получившее название «Второй клинической больницы». Именно там располагалась базовая клиника кафедры военно-полевой хирургии, к которой оба наших героя (Михаил Львович и Фёдор Алексеевич) имели самое непосредственное отношение: первый — в качестве одного из ведущих специалистов, второй — как пациент с редким диагнозом.
— Ну что скажете? — зло прошипел Лаврентий Фомич, уставившись в переносицу знаменитого эскулапа, сидевшего на казённом стуле в любимой позе — подмяв под себя ногу.
— По поводу чего? — огрызнулся доктор, хотя прекрасно понимал, о чём, точнее, о ком идёт речь. Кротостью нрава он не отличался никогда и всегда давал отпор любому хаму, невзирая на чин и положение в обществе.
— Кто вам дал право перевести нашего подследственного из Несвижской лечебницы в столицу?
— На это нужно особое разрешение?
— Нет, но…
— Если речь идёт о жизни или смерти пациента, каждый лечащий врач должен самостоятельно находить и принимать единственно правильное решение. И, если он этого не сделает, то пойдёт под суд за неоказание медицинской помощи, не так ли? — перешёл в атаку Лычковский.
— Согласен! — обронил привычное словцо Цанава. — Что с профессором?
— Я уже докладывал о его состоянии.
— Кому?
— Ярославу Фёдоровичу.
— Кому-кому?
— Мне, товарищ старший майор! — подмигнув растерявшемуся наркому, загадочно улыбнулся Плечов. — Мне!
— Всё ясно — сговорились. Товарищ доктор… Запишите номер моего прямого служебного телефона. Как только появится возможность побеседовать с Фёдором Алексеевичем — сообщите, и я приеду.
— Меня с собой не забудьте взять! — бесцеремонно вставил Яра.
— Так, значит, вы не против, чтобы я на некоторое время остался в Минске? — в свою пользу истолковал тираду Цанавы Михаил Львович.
— В принципе — нет…
* * *
— Ну, вот и всё. Везите наконец меня домой! — в дверях больницы пробубнил Плечов, ступая следом за Лаврентием Фомичом на одну из самых старинных улочек своего родного города. Возникла она ещё в шестнадцатом веке и свыше трёх сотен лет носила название Доминиканской. Но после Великой Октябрьской социалистической революции в числе первых «попала под раздачу» и была переименована сначала в Петропавловскую, а затем и вовсе — на Володарского. В честь видного деятеля революционного движения, павшего от рук правых эсеров.
Интересно, после 17 сентября 1939 года ничего не изменилось?
Ярослав задрал глаза кверху, чтобы прочитать надпись на новенькой табличке, недавно приделанной к фасаду Троицкого монастыря, но не успел, ибо тяжёлая рука наркома, опустившаяся на плечо аспиранта, развернула его к машине.
— Садись. Мы спешим!
— Домой?
— Нет. Хотя… Можешь зайти попрощаться — и назад, мы закончили далеко не все свои дела!
Интонация, которую Цанава вложил в последнюю фразу, не предвещала ничего хорошего, и, по всей видимости, должна была насторожить любого мало-мальски опытного агента, но Ярослав, мысленно уже предвкушавший близкую и долгожданную встречу с горячо любимыми, самыми близкими ему людьми, оставался слишком беспечным и не думал помышлять о грядущих неприятностях.
А напрасно.
Зря!
* * *
Плечов постучал в дверь и почти сразу же услышал звонкий крик, донёсшийся изнутри помещения:
— Папка!!!
Затем — шарканье ног и клацанье замка.
— Яра!
— Оля! Олечка, солнышко, как же я соскучился по тебе, родная!
— А по Шурику?
— Ещё бы!
— Смотри, как терпеливо он ждёт, когда ты наконец соизволишь обратить на него внимание.
— Санька, родной! — Яра подхватил сына на руки и подбросил его, показавшееся лёгким, как пушинка, тельце чуть ли не до самого потолка. — Всё, теперь мы с тобой больше никогда не будем расставаться.
— Никогда-никогда? — хитро блеснул синими глазками мальчишка.
— Ни-ког-да!
— Кушать греть? — опустила их обоих с небес на землю Фигина.
— Да… Нет… Лаврентий Фомич намекал на ещё какое-то неотложное дело. Стоп. Он сказал: «Попрощайся — и назад»…
— Что бы это значило?
— Не знаю.
— Ярчик, любимый, я боюсь…
— Ничего со мной не случится. До самой смерти! А знаешь что?
— Ну…
— Какое-то мясо в доме есть?
— Конечно.
— Заверни мне кусочек. С собой… Так, на всякий случай…
— Хорошо.
— Если не вернусь до завтра — шума поднимать не следует.
— Слушаюсь, — козырнула Ольга, вопреки всем требованиям Уставов приложив руку к непокрытой голове.
— Упаси тебя Боже, сунуться в университет или того хуже — НКВД… Если не появлюсь до пятницы — забирай малыша и дуй в Москву. Ясно?
— Не говори так… Слушай, совсем забыла, а где отец?
— Во второй клинической больнице.
— Что с ним?
— Ранен.
— Тяжело?
— Неслабо. В среду сходишь, проведаешь. Ну, я полетел…
— Погоди, орёл… Поцелуй хоть раз на дорожку!
— Всё… Бегу… А ты запри двери на замок — и никому не открывай. Пока я не вернусь. Мол, никого нет дома — и всё.
— Хорошо…
— Да ещё. Когда будешь в больнице — постарайся встретиться с доктором Лычковским, если он не отбыл назад в Несвиж, конечно.
— Зачем?
— Это друг детства нашего Фёдора Алексеевича, ему можно доверять.
— Теперь поняла…
— И помни: ты у меня одна-единственная. Первая и последняя.
Глава четвёртая. Испытание
— Куда едем? — попытался шутить Плечов, опускаясь на заднее сиденье великолепной наркомовской машины. — Неужели снова в Несвиж? Честно говоря, мне эта дыра уже изрядно надоела.
Однако Лаврентию Второму его юмор почему-то не пришёлся по нраву.
— Тебе там не понравится, — буркнул он сердито, давая понять, что «прения окончены».
— И всё же? Если не секрет, — не отставал Яра.
— На мою дачу. В Степянку [38].
Это мрачное строение в пригородном лесу возле Минска давно стало объектом многочисленных городских легенд-«страшилок».
Обыватели поговаривали, что в его подвалах нашёл свою смерть не один десяток злейших врагов «белорусского народа», а также… несколько местных красавиц, утехами которых периодически пользовался любвеобильный нарком.
Так это или нет — никто точно не знал.
«Может быть, именно мне наконец посчастливится разгадать тайну и поставить точку в этом вопросе?» — кисло улыбнулся Ярослав, через запотевшее стекло вглядываясь в очертания симпатичного двухэтажного особняка с колоннами и оригинальным балкончиком. Здание выглядывало из-за стволов высоченных корабельных сосен и растущего перед ними колючего кустарника, насаженного трудолюбивыми дачниками из НКВД вдоль быстрого и холодного ручья, через который они совсем недавно перекинули деревянный пешеходный мостик…
* * *
Прошло всего трое суток, а Яра уже окончательно утратил счёт не только часам, но и дням.
Да что дням!
Если честно, Плечов даже не мог сказать точно, какой сейчас на календаре месяц, хотя октябрь только-только полноценно вступил в свои права и, по логике, не
